Вдруг - тишина. Наполовину засыпанный каменной мелочью, я лежал лицом вниз. Постепенно возвращалось сознание. Но и приходила боль.

Я попытался приподняться на локте, однако от еще более резкой сверлящей боли рухнул наземь и долго не решался пошевелиться. Было страшно, что боль повторится. В моей спортивной жизни случались тяжелые падения. Я знал: самое страшное, что может произойти, - перелом позвоночника. Может, у меня и был сейчас такой перелом? Но тогда надо лежать неподвижно и ждать, пока подберут. Кто же мог бы это сделать?

Соленая слюна заполняла рот, кровь из рассеченного лба заливала глаза.

Больше не делая попыток приподниматься, я понемногу начал выползать из-под навалившихся на меня камней.

Вверху, на седловине, мошкара уже перевелась. Но здесь она вдруг налетела, яростная, жадная, окутала меня плотной колышущейся пеленой, слепила, забивалась в рот, в ноздри. Костюм был изодран в клочья. Мошкара облепила меня с головы до ног.

Я услышал нарастающий гул и подумал, что с верхушки склона сорвалась еще одна лавина. Обрушится и окончательно погребет меня. Так и сгину. Но гул стал слабеть, постепенно растаял вдали. Это прошумел поезд, и прошел он не более чем в сотне метров от того места, где я лежал. Значит, если выберусь к рельсам, меня заметят. Буду спасен.

Минут-через десять гул поезда повторился. Но теперь мне удалось скосить глаза в ту сторону, откуда он доносился. Там громоздилась гряда из каменных глыб, каждая из которых была величиною с двухэтажный дом. Я не смогу ее преодолеть. Нечего и пытаться.

А вот вдоль склона ползти будет можно. Он обрывался отвесно, и потому осыпи, срываясь, оказывались отброшенными в сторону. Отдельные глыбы, правда, встречались и у самого подножия, но сплошных завалов не образовывали. Не было здесь и кустов. Они, видимо, не могли расти на этой плотной и ровной, как асфальт, бесплодной плите.

Какие-то мгновения я колебался: есть ли смысл ползти вдоль ущелья, растрачивать силы? Да и в какую сторону двигаться? Куда будет ближе - к устью ущелья или, напротив, к порталу тоннеля в его глубине?

Но и выхода не было. Гряда, отделявшая меня от железнодорожных рельсов, вздымалась на десятки метров! И что же? Вообще оставаться на месте? И сколько удастся так продержаться? Уже сейчас от камней веет холодом. Ночью волна студеного воздуха с гор хлынет в ущелье и, может быть, принесет с собой снег.

Я пополз. В ту сторону, куда лежал головой. Каждое движение сопровождалось невероятной болью. Она была в руках, ногах, спине. Весь мой организм протестовал против того, что ему приходится напрягаться. И так трудно давалась каждая пядь пути!

Отдыхая, я закрывал глаза. И порою бывало, что затем, открывая их, снова и снова видел у самой своей головы все тот же камень, выступ скалистой стенки. На сантиметры, не более, удавалось мне перемещаться за один раз. Да и то не всегда.

Так повторялось все чаще. Боль, правда, делалась глуше, будто я к ней привыкал.

Наконец усталость охватила уже не только мои руки, нервы, сердце, но и самый мозг.

По рассказам, когда человек умирает, в его голове проносятся воспоминания. Наверно, и на это у меня не было сил. Я только подумал: "Бедная мать..."

К жизни меня вернуло странное ощущение: струйка воды вдруг пересекла мою щеку.

Я открыл глаза, а потом, поднакопив силы, повернул голову и увидел, откуда эта струйка упала.