Изменить размер шрифта - +

— Хочу сказать, — Кмитич оглянулся, видимо не желая, чтобы кто-то его услышал, — что армия уже не та, что была под Нарвой, в Риге или на марше от Вильны до Варшавы. Тебе это неизвестно, ты ее видел только с той стороны. А я тебе скажу, что Карл перегибает палку, гоняя свою армию по всей Речи Посполитой туда-сюда, словно находится на охоте, словно специально не желая возвращаться в Стокгольм. Раньше я видел строгий порядок, дисциплину, храбрость и протестантскую мораль этой армии. Сейчас всего этого я уже сказать не могу. Нет былого порядка, нет былой дисциплины и нет былой протестантской морали. Люди исковерканы и испорчены войной. Им уже не кажется аморальным ограбить мирного крестьянина, ударить прикладом мещанина, если он в чем-то упорствует… Нельзя воевать долгих восемь лет, сябр Павел, нельзя…

Мимо литвинских офицеров проскакал молодой лейтенант, придерживая рукой треуголку.

— Господа офицеры! Стоянка лагерем в селе Головчино! — объявил он и поскакал дальше…

 

Переправившись не без труда через Друть, армия сделала остановку у местечка Головчино, что скромно приютилось перед топкими болотистыми берегами речушки Бабич. Войско встало лагерем. Впереди, на востоке, на другом берегу Бабичи располагались позиции Меньшикова, Шереметева и Репнина. По донесениям разведки, местных жителей и пары взятых языков, армия до пятидесяти семи тысяч растянулась от Головнина на юг вдоль Нового Села и Старого Села аж до Высокого…

 

Карл срочно всех созвал на военный совет. В скромной хатке некоего литвинского селянина, приютившейся на окраине вески, собрались офицеры, включая и Кмитича с Потоцким.

— Господа, — говорил Карл, разложив на деревянном столе карту Литвы, подаренную ему самим Фридрихом Августом, — у московцев здесь сосредоточена армия в пятьдесят семь тысяч человек. У нас почти тридцать тысяч. Предлагаю разбить их войска по частям. Мы скрытно сосредоточим около двенадцати тысяч пехоты и с поддержкой конницы на рассвете 3 июля внезапно переправляемся здесь, — король указал пальцем на просвет между Старым Селом и Новым Селом, — и атакуем дивизию генерала Репнина. Людей у них много, но внезапность — наше оружие. К тому же наш храбрый солдат троих московитян стоит…

 

— Вот тебе и день рождения, — бурчал Микола, недовольно поворачиваясь к Потоцкому, когда оба после совета выходили из хаты…

День 3 июля был почти мистическим в семье Кмитичей. В этот день второй раз родился их отец, когда, обороняя Менск от московитов, взорвал вместе с защитниками Минский замок, но сам чудом выжил. Затем в этот же самый день, но через пять лет Самуэль Кмитич уже въехал в чистый от захватчиков разрушенный ими Менск… 3 июля родился и старший брат Миколы Януш. И вот в этот же день родился и Микола, только спустя девять лет после брата. Ну а сейчас в этот день Карл наметил битву. Грандиозную битву, какой пока еще не было у него с армией Петра: тридцать тысяч шведской армии против пятидесяти семи московитской…

— Боюсь, будет сеча, — сокрушенно качал головой Микола…

 

Весь день на 3 июля светило яркое солнце, армия готовилась к атаке. Микола и Павел, впрочем, нашли минуту и выпили крамбамбули за сорок два года жизни оршанского князя. Сам же Микола перед боем жутко волновался. Он не испытывал страха и волнения во время самих сражений, но при подготовке всякий раз нервничал необычайно.

— Все будет добра, — успокаивал его Потоцкий, — я служил в армии царя порядочно. Там не те солдаты, чтобы устоять перед шведами…

 

Ночью погода испортилась, короткую июльскую темень усугубили набежавшие тучи.

— Это нам на руку! — сказал Карл.

Быстрый переход