Вот сбросим этого заморского делягу Августа и сразу же возьмемся за переустройство нашей отчизны… Но вот что удивительно и что вдохновляет: сейчас даже большие деньги не заставят поляков, по крайней мере, многих из них, поставить свою подпись под именем Фридриха Августа…
Корабль бросил якорь 24 июля коло Гумлебека, в семи милях от Копенгагена. Датчане собрали в этом месте всю кавалерию. Позади нее в окопах находились ополчение и артиллерия.
К десанту на берег приготовилось около шести тысяч солдат шведского короля. Кмитича поражала смекалка шведов: корабли с десантом имели очень высокие, словно щиты, фальшборты, которые в гавани должны были превратиться в опущенные мосты, и по ним на берег быстро и дружно сбегут все десантники. Карл, несмотря на мучившие его приступы морской болезни, возглавил ударный отряд из трехсот гренадеров, бравых высоких солдат в колпаках. За шведским флотом двигались два английских и два голландских фрегата, которые должны были прикрыть десант огнем.
Карл стоял у борта в сопровождении Кмитича, Лещинского и французского посла графа Гискара. Карл, бросив мимолетный взгляд на иностранцев, негромко сказал на латыни:
— Господа, вам не о чем спорить с датчанами. Я вас прошу не идти дальше.
— Ваше величество, — встрепенулся Лещинский. — Льщу себя надеждой, что вы не прогоните меня сегодня от своего двора, который никогда не был столь блестящ!
— Я также с вами, коли вызвался идти! — посчитал своим долгом заметить Микола Кмитич.
— И я пойду с вами! — поддержал славян француз Гискар. — Мой король приказал мне пребывать при Вашем величестве! И у меня нет ни малейшего желания вас покинуть в столь важный момент!
— Ну, как хотите! — кивнул Карл. Его все еще мутило…
Подплыла шлюпка. Первым в нее сошел Лещинский и протянул руку королю, который быстро спрыгнул вниз. В это время с английского и голландского фрегатов бухали пушки, окутывая корабли белыми облаками дыма, прикрывая смелый десант короля яростным огнем по берегу… От английского корабля к берегу также плыла лодка. Гребцы быстро работали веслами, но человек в гражданском платье и с непокрытой головой, стоя на носу лодки, кричал по-английски:
— Быстрее! Быстрее! Гребите прямо к шлюпке короля Чарльза!
То был писатель Даниэль Дефо…
В тридцати шагах от берега Карл нетерпеливо спрыгнул с борта шлюпки, погрузившись в воду по грудь. Его спутники, офицеры и солдаты, последовали за ним. К своему великому неудовольствию Микола также оказался по пояс в воде, спрыгнув в числе последних.
Датчане отчаянно отстреливались. По ним стреляли также… Вокруг негромко свистели пули, словно воробьи пролетали над головой. Карл обернулся и встретился взглядом с английским генерал-квартирмейстером Стюартом.
— Что это за шорох? Слышите, генерал?
— Это не шорох, — слегка улыбнулся наивности Карла опытный англичанин, — это звук, производимый ружейными пулями, выпускаемыми в вас, мой король!
— Да неужели! — словно бы обрадовался Карл. — С этих пор этот звук станет моей любимой музыкой, генерал!
И не успел король договорить, как Стюарт схватился за плечо, раненный «любимой музыкой» короля. Все пригнулись.
— Ваше величество! Осторожней! — испуганно крикнул Лещинский. Однако Карл, прижимая одной рукой треуголку к голове, а другой сжимая шпагу, как ни в чем не бывало бежал вперед, разбрызгивая ботфортами воду.
Карл XII во время десанта под Копенгагеном
— Похоже, пан Микола, вы правы, — оглянулся Лещинский на оршанца, — кажется, наш юный король влюбился…
Датчане уже не стреляли, они, побросав мушкеты, тоже бежали, только не вперед, а назад… Дания сдавалась. |