Изменить размер шрифта - +
Именно на Якова Долгорукого как на наиболее родовитого и старшего по возрасту генерала в этом грязном окопе легла горькая ноша руководить последним военным советом в отсутствие бежавших командиров Шереметева и фон Круи…

— Глупцы мы все! — говорил генерал-комиссар. — Солдаты раньше тоже сдачи требовали. Мы же сопротивлялись, а теперь исполняем их требования, только положив костьми половину армии и потеряв всех офицеров-немцев!..

 

Втроем парламентеры отправились к шведским позициям. Снега намело по щиколотку. Офицеры старательно ступали, чтобы в темноте не провалиться в яму или в теснину Наровы, как вдруг вспышка озарила вечернюю мглу и ахнул выстрел. За ним второй.

 

Генерал Стенбок поздравляет короля с победой

 

— Vem går där! — раздался из темноты голос.

— Не стреляйте! Нихт шисен! — кричал майор Пиль, вместе с Потоцким падая в мокрую траву и снег. — Мы парламентеры! Идем сдаваться!

— Вем гор дэр? — громко повторил голос, словно и не слышал ответа.

Пиль прокричал по-немецки, добавив на плохом шведском:

— Комиссион комма!

Но шведские солдаты, карелы или же финны, либо плохо понимавшие немецкий, либо не знавшие его совсем, как, впрочем, и мало говорившие по-шведски — зная лишь «кто там идет», — продолжали стрелять.

— Отползаем и уходим отсюда! — прошипел Пиль. Они с Потоцким стали пятиться. Козловский все еще лежал, сжимая в правой руке белый флаг.

— Козловский! Уходим! — кричал Потоцкий. Но его товарищ не шевелился, лежа ничком.

— Козловский! Что с вами, спадар Козловский! — Потоцкий подполз. Но литвинский офицер по-прежнему не шевелился. Штабс-капитан перевернул Козловского и… заплакал, увидев слипшийся от крови мундир на груди. Козловский уже не дышал…

 

И еще где-то зазвучали выстрелы… Правда, вскоре прекратившиеся. Это два шведских батальона, состоявшие из финнов и латышей, спьяну принялись было палить друг в дружку…

 

* * *

В шведский лагерь от московского отправился сам генерал-майор Бутурлин. После долгих переговоров, шведские генералы, именем короля, дали слово, что на следующий день московское войско может свободно отступить с знаменами и оружием, но без артиллерии… Причем самого Бутурлина оставляли в плену.

 

По заключении условия со стороны царской армии отправились в шведский лагерь часов в девять вечера князь Долгорукий, царевич Александр и Головин. Король принял их сидя, держа по привычке треуголку под мышкой. Он подтвердил условие о свободном отступлении. Московские генералы просили всей артиллерии. Король, снисходительно усмехнувшись, отвечал:

— Артиллерия ваша за моей спиною, и нечего о ней говорить. Хотя… так и быть. Мы великодушны. Можете забрать, но только… пять… нет, пожалуй, все шесть пушек…

На том и условились…

 

В это же время генерал царской армии Вейде, отразив в начале битвы напор шведского генерала Веллинга, стоял со своей дивизией при деревне Юале и, ничего не зная о происшедшем, послал к Веллингу записку следующего содержания:

 

«Отделенные от армии, мы готовы биться до последней капли крови; поможем заключить договор, и если условия будут женерозны, я согласен».

 

Карл принял капитуляцию и Вейде. Его сей факт даже развеселил.

— Если бы генерал Вейде, имеющий до 6000 под ружьем, решился нас ударить, мы были бы разбиты непременно, — говорил со смехом король своим генералам… Веллинг ответил Вейде, что Бутурлин уже капитулировал и что Вейде тоже может положиться на великодушие короля, но прежде всего должен сложить оружие… Вейде безоружным явился в королевский лагерь.

Быстрый переход