Изменить размер шрифта - +
Если не ведьмы, то отпустим. Коль они останутся на поверхности воды плавать, не пойдут сразу на дно, то значит точно — ведьмы! Нехай тогда их святой костел судит.

— Ересь! Паганство и суеверия! — грозно надвинулся на старосту Микола, но тут же остановился. «Да если я их сейчас разгоню, девушек освобожу, то что это изменит? Мы не сегодня-завтра на Польшу пойдем, а эти вновь соберутся да и повторят свое паганское «ведьмино купание». Нет, тут умней надо действовать. Пусть проверяют, только под моим чутким руководством, чтобы девушки, не дай Бог, не захлебнулись, как бывало не раз во время проверок в Германии».

— Добре, — резко сменил тон Микола, — проверяйте. Только привяжите к ним веревку и по моей команде будете их доставать. Если кто ослушается моих команд, я тут же стрелять прикажу.

— Согласны, пан офицер! — обрадовался староста Бык.

Две сидящие блондинки продолжали всхлипывать. Самая молодая все еще дрожала. Может, от страха, а может, и от холода: солнце пусть и припекало, но ветер все еще был холодным, по небу быстро плыли белые кучевые облака. И только Ганулька, как ее назвал староста, продолжала с безразличным видом лежать на спине. Ее маленькая округлая грудь двумя карими бусинками сосков также равнодушно смотрела вверх. Девушка, красивая, чернобровая, лет ей было около девятнадцати, похоже, смирилась с участью либо совсем не боялась проверки.

— Не бойтесь, — бросил Микола подозреваемым в ведьмарстве, — я прослежу, чтобы вам ничего дурного не сделали.

— Лет сорок назад на Больше, я там тогда жил, проверяли одну шляхенку! Шляхенку, пан офицер! — оживленно рассказывал староста, обрадованный тем, что «Божий суд» разрешен властью. — Пани Яворская ее звали! Говорили, что по ночам в кошку черную оборачивается. В собаку черную. Вредила многим. Так ведь когда ее тащили на Божий суд, то эта паненка потеряла чувства, то бишь сознание потеряла. Закатила глаза, да и упала. А тут неожиданный порыв ветра налетел и понес ее, как пучок сухой травы, понес по земле, а потом по поверхности озера прямо на другой берег. И больше ее никто не видел. Вот какой случай был. И это правда, пан офицер!

Пока староста рассказывал, Микола пристально наблюдал, как между руками и ногами связанных в неловкую позу девушек продевают шнур.

— Давайте первой опускайте эту вашу Ганульку, — приказал Кмитич, — если она на дно пойдет, то и продолжать проверку нет смысла…

Двое мужчин столкнули Ганульку в воду. Громко закричав, она тут же скрылась под водой.

— Тащи назад! — скомандовал Микола, и мужчины за веревку вытащили девушку обратно на помост, вмиг покрывшийся водой, стекающей с несчастной Ганульки. Девушка судорожно хватала ртом воздух и отплевывалась от воды.

— Ладно, проверяйте и этих двух, — согласился Микола, зная: так будет надежней, что девушек после ухода армии вновь не потащат к берегу Немана.

В воду, охнув от страха, отправилась самая старшая из сестер, со странной старомодной прической. Она тоже оказалась отнюдь не невесомой и тут же начала тонуть… Ее быстро вытащили на мокрый помост. Но младшая из сестер, ее звали Антонина, упорно не желала идти в воду.

— Нет, не надо! Я боюсь! — кричала девушка, трясясь всем телом.

— Набери воздуха и не дыши! — советовал участливо Евген, который, похоже, проникся сочувствием к несчастным девушкам…

«Может, хватит уже? Вон как бедняжка перепугалась!» — подумал было Кмитич, но девушку, издающую дикие крики, уже столкнули в воду. Лицо Кмитича обдало брызгами.

— Тащи назад! — крикнул он, глядя, как белый силуэт скрюченной девушки уходит на глубину, впрочем, небольшую — взрослому человеку по грудь, но утонуть в позе, когда не пошевелить ни рукой, ни ногой, можно даже в луже…

— Тащи! — громче крикнул Микола, видя, что мужчина, стоящий на помосте, замешкался…

— Сорвалась! — крикнул тот, показывая обрывок тонкой веревки… Все стояли, остолбенев.

Быстрый переход