Они пошли с последнего козыря, карты брошены на стол — все должно кончиться так, как он задумал. И никак иначе!
Оба сидели, прислушиваясь, не позвонит ли телефон. Най зажег очередную сигарету — весь день он курил не переставая. Смит нарушил молчание:
— Как по-твоему, Лео, что будет?
— Да заткнись ты, ради бога! — рявкнул Най. — Мы уже столько раз все это обсуждали. Говори о чем-нибудь другом. О погоде… о женщинах… о цыганах-скрипачах… о своем любимом слабительном…
Они помолчали.
— Много успел сделать в Тайнкасле? — спросил Смит смиренно.
— Чертовски много. Обошел все места, где можно получить рекламу, сея добрые семена, повидал Спенсера с бумажной фабрики, заходил в «Эхо» и поговорил с Гаррисоном. Он у них младший редактор, а я с ним знаком по «Воскресным новостям». Каждому я говорил, что все наконец улаживается и мы надеемся прийти с Пейджем к дружескому соглашению. Я держался той версии, что он чуть было не взял над нами верх, но теперь по состоянию здоровья собирается уйти на покой. Можешь мне поверить — я как следует попотел, стремясь внушить им это, но иначе нельзя. Стоит возникнуть хоть каким-нибудь подозрениям о нажиме на Пейджа — и это очень повредит нам, когда мы возьмем газету в свои руки. — Он яростно затянулся. — Вот чем занимался я. А ты?
Смит достал носовой платок и вытер лоб.
— Ну, я весь день висел на телефоне… как уже и говорил. А в промежутках между разговорами… написал Минни длинное письмо с просьбой приехать ко мне сюда. Я отошлю его, если все кончится благополучно. — Вероятно, он заметил насмешливую улыбку Ная, потому что, уныло покачав головой, добавил: — Это вовсе не смешно. Я не умею сходиться с женщинами, как ты; ты ведешь себя в этом отношении просто возмутительно. Ни за что не поверю, что ты весь день в Тайнкасле занимался делами. А я… я страдаю…
Прежде чем он успел что-нибудь прибавить, внезапно зазвонил телефон. Оба вскочили. Первым трубку схватил Най.
— Алло… алло. Да, Най слушает… соединяйте.
Чэлонер говорил коротко и ясно. Най посмотрел на Смита, только когда положил трубку. Не менее минуты он молчал с непроницаемым видом, чтобы Смит хорошенько помучился, и только после этого сказал:
— Пейдж возвращается с ночным экспрессом. Он подпишет завтра… как только вернется.
— Слава богу! — Смит опустился в кресло. Он снова начал рыться в карманах, ища носовой платок, не нашел и вытер мокрую верхнюю губу тыльной стороной ладони. — Ты меня совсем перепугал.
Леонард улыбнулся и положил руку ему на плечо — его радость была так велика, что он даже проникся снисходительным сочувствием к этому дураку, который совсем раскис.
— Тебе надо бы выпить, — сказал он. — Пошли вниз — я угощаю.
— Нет… нет… я теперь бросил пить… навсегда. Я дал слово.
— Дал слово? Кому это?
Смит заколебался, а потом ответил с некоторым вызовом:
— Я дал обет… только и всего…. если господь пошлет нам удачу.
Най был в таком чудесном настроении, что даже не улыбнулся, услышав об этом договоре с небесами.
— А, брось! — сказал он. Настроение у него было действительно чудесное, радость бурлила в нем, как пузырьки в шампанском, и даже Смит его не раздражал. — Надо же нам отпраздновать это событие. Сегодня наш великий день. Не разыгрывай собаку на сене. Повеселимся вместе.
— Ну… — заколебался Смит, и лицо его повеселело: переубедить его не составляло большого труда. |