Он проехал в самый конец улицы Бальбино Муррон к зданию, соседствовавшему с футбольным полем Коллегии Иезуитов. Фотографии он сунул в бардачок. Консуэло Хименес вышла ему навстречу, прежде чем он остановился у парадного. В окне появился мальчик, вероятно самый младший. Она обернулась и помахала ему рукой, и малыш неистово замахал ей в ответ. Это зрелище опечалило Фалькона. Он увидел за окном себя, покинутого всеми.

Они помчались, одну за другой пересекая магистрали, ведущие в центр города. Она смотрела прямо перед собой, почти не различая мелькавших за стеклом предметов.

– Вы уже сказали детям? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Я не хотела бросать их одних после такого сообщения.

– Они, должно быть, чувствуют, что не все в порядке.

– Они заметили, что я нервничаю, не понимают, зачем их привезли к тете. Все время спрашивают меня, почему мы не дома, в Гелиополисе, и когда приедет папа и привезет подарок, который он им пообещал.

– Собаку?

– Вы бываете поразительно догадливы, старший инспектор, – сказала она. – У вас ведь нет детей, не так ли?

– Нет… – кратко ответил он, явно желая побыстрее отделаться.

Они продолжили путь в молчании, двигаясь на север в направлении Макарены.

– Как идет расследование? – спросила она вежливо и сухо.

– Мы только начали.

– Значит, у вас в разработке пока только одна версия.

– Какая?

– Жена хочет избавиться от старого мужа, который ее не любит, получить в наследство его состояние и сбежать с молодым любовником.

– Убивают и за меньший куш.

– Я сама подкинула вам эту идею. Никто другой не мог вам сказать, что Рауль Хименес меня не любил.

– А как насчет Басилио Лусены?

– Он знает только, что Рауль был импотентом и что у меня имеются естественные физические потребности.

– Вам известно, где он был прошлой ночью?

– Ну да, конечно. Злоумышленница жена – злодей любовник, – ответила она. – Вы встретитесь с Басилио и тогда сами мне скажете, на что, по‑вашему, он способен.

Они миновали Базилику Макарены и спустя несколько минут притормозили у строгого серого здания на проспекте Санчеса Писхуана, где помещался Институт судебной медицины. У входа собралась толпа. Фалькон припарковал машину внутри больничной ограды. Консуэло Хименес надела темные очки. Как только они вылезли из машины, толпа ощетинилась в их сторону диктофонами. Из общей какофонии вырывались хлещущие, как шрапнель, слова: «marido»  «asesinado» , «brutalmente . Фалькон взял ее под руку, протащил мимо них, втолкнул в подъезд и захлопнул за собой дверь.

Он провел ее по коридорам в кабинет судмедэксперта, который проводил их в комнату для опознаний. Служитель отдернул штору, и за стеклянной панелью они увидели лежащего под яркой лампой Рауля Хименеса, до груди закрытого белой простыней. Его глаза, очищенные от крови, таращились в потолок. Пустые, ничего не выражающие глаза.