Мне даже захотелось, чтобы демоны начали наконец атаковать.
Я поднял голову и посмотрел на Гакса. Он был достаточно близко, чтобы я мог разглядеть то, что за неимением лучшего определения приходится именовать чертами его лица. Демон был еще безобразнее, чем мне показалось, когда я увидел его впервые. Кожа его по-прежнему хранила болезненный темно-зеленый оттенок, а широкая, с позволения сказать, улыбка обнажала огромную, полную слишком больших и слишком острых зубов пасть. Однако за последнее время в его внешности произошли и некоторые изменения: на его голове красовалась огненно-рыжая грива.
– Наши дела хуже, чем я думал, – с дрожью в голосе произнес Снаркс. – Гакс смастерил себе Большой Хухах!
– Большой Хухах? – в изумлении переспросил я. – Что такое Большой Хухах?
Снаркс повернулся ко мне. На его лице читалась смесь страха и жалости.
– Поверь мне! – прошептал он. – Тебе лучше этого не знать!
Я перевел взгляд с самого Гакса, отдававшего рифмованные приказы своим лейтенантам, на животное, на спине которого он восседал. Лучше бы я этого не делал. Тварь была цвета мокрой желтой глины, вся, кроме глаз, горевших зеленым огнем. Клыки и когти у нее были точь-в-точь такие, как и у всех обитателей Голоадии, – стандарт у них там какой-то, что ли? Она поглядела на меня и облизнулась.
– Обед, – услышал я.
Еще несколькими минутами раньше я готовился быть съеденным наименее законопослушными членами мифологической общины. Перспектива, открывшаяся передо мной в настоящий момент, заставила меня пожалеть о том, что они этого не сделали.
– Гораздо хуже, – продолжал бормотать Снаркс. – Большой Хухах! Хуже, хуже, гораздо хуже! Ох, и зачем только я покинул Голоадию? Зачем мне понадобилось становиться честным? – Снаркс принялся обгрызать когти на своих зеленых узловатых пальцах.
На мгновение все вокруг замерло. Я понял, что битва вот-вот начнется.
– Ребята! Пришло время брауни! – И коротышка разразился неистовым танцем.
– Для разнообразия я бы даже не отказался, чтобы брауни был прав, – прошептал Снаркс. – Но что он может сделать? Обуть всех в башмаки на два размера меньше, чтобы все и думать забыли о драке?
– А что, неплохо было бы, – ответил я.
Но времени уже не осталось. Гакс поднял обе руки и взлохматил свою пламенеющую гриву, служившую, видимо, знаком отличия. Сотня ужасных созданий посыпалась на нас с неба, ни на секунду не нарушая боевого порядка.
Гакс завизжал:
– Секундочку! – продолжал орать Грифон. – Вы забыли, что в спорах подобного рода мифические животные должны сохранять строгий нейтралитет! А как же Камелотская Конвенция?
Руки волшебника взметнулись в воздух. До меня донесся приглушенный голос учителя, речитативом выпаливавшего заклинания.
Первая когорта демонов неумолимо приближалась.
Вдруг их размеренное движение замедлилось, остановилось, и они взмыли вверх. Через пару секунд они растаяли в небесной вышине.
– Заклинание, частично отменяющее закон всемирного тяготения, – пояснил учитель. И чихнул. – Прошу прощения, – произнес он. Руки спрятались в башмак – очевидно, в поисках носового платка.
– Подумай как следует, что ты собираешься делать, – продолжал убеждать противника Грифон. – Если хочешь, чтобы мы убрались с дороги, так и скажи! Не торопись! Вспомни о Соглашении Мабиногиона!
Когда первая атака демонов провалилась, Гакс взревел от ярости и обеими руками вцепился в свой причудливый головной убор:
А Эбенезум все еще сморкается!
– Хьюберт! – вскричал я. |