Глубоко вздохнув, Джил Девлин откинулся на спинку кресла, взялся рукой за подбородок, посмотрел ей в глаза и сказал:
— Мин права, Бриджет. Ты здесь не нужна.
17
— Папа! — не желая верить, воскликнула Бриджет. — Но ты же так не думаешь?! Неужели меня здесь больше не любят? Неужели я никому здесь больше не нужна?
Джил Девлин поднял испещренную старческими пигментными крапинками руку, как будто что-то хотел ей дать, но вместо этого уронил ее на колени и заговорил:
— Конечно же, тебя любят, девочка. И не один человек. Но тебя не было так долго. Ты забыла, как живут в Килмартине.
Он рассмеялся немного печально. Ему хотелось, чтобы Бриджет снова стала маленькой девочкой и он мог бы усадить ее на колени и утешить, погладив по волосам. Но она была уже не маленькой и должна была выслушать правду.
— Бриджет Девлин, ну и суматоху ты устроила своим возвращением! — мягко заговорил ее отец, так, чтобы она могла выслушать, но чтобы ей было не слишком больно. — Какой черт наговорил тебе, что кто-то хочет, чтобы ты изменила Килмартин с помощью своих американских долларов? Те из нас, что остались здесь, любят наш городок таким, как он есть, так что спасибо. Я не променял бы узенького окошка в этой комнате на поместье вблизи Дублина. И никому в нашем городе не надо улиц, расчерченных белыми линиями на ряды для машин. Нам вообще машин не хотелось бы видеть, если бы наше желание хоть что-нибудь могло изменить… А новые школы нужны там, где есть дети. За пятьдесят лет в нашей школе набиралось не более двенадцати человек за раз. Так кто же сказал тебе, что мы ждем, чтобы ты явилась спасать нас, малышка?
Ошеломленная вопросом, Бриджет не сразу смогла ответить. Когда же она заговорила, в ее голосе звучало осуждение. Она так изменилась, став частью мира, который был гораздо больше Килмартина, что он опасался — им никогда не понять друг друга.
— Но ведь нужно что-то менять, папа. Когда я жила здесь, единственное, о чем я могла мечтать, так это о том, каким огромным стал бы город, если бы улицы сделать пошире. И если бы тут была хорошая гостиница, то люди могли бы приезжать сюда и заниматься бизнесом, и Килмартином можно было бы гордиться.
— Бриджет Девлин! А ну прекрати сейчас же свою болтовню! — повысил дрожащий от старости, но не от гнева голос Джил Девлин. — Я горжусь Килмартином, каков он есть! И для того, чтобы мы ходили с высоко поднятой головой, не нужно строить новых красивых домов! И нам не надо, чтобы туристы шныряли повсюду и совали нос в наши дела!
— Но миссис Килберн хотела, чтобы я сделала что-нибудь хорошее для Ирландии на те деньги, что она оставила мне. Мы всегда говорили с ней о Килмартине и о том, что можно сделать. Мы мечтали, а теперь эти мечты никак не могут осуществиться. Я так хорошо помню эти разговоры, папа…
— Это все разговоры, разговорами они, малышка, и останутся. Твоя хозяйка, наверное, никогда не видала нашего местечка, даже когда была молоденькой, как ты. Потому она думала изменить вовсе не Килмартин. И даже если бы она вернулась в Ирландию богатой, по твоим словам я вижу, она была не из тех, кто стал бы говорить, что нам делать. Только не та женщина, о которой ты мне все эти годы писала. А что до мечтаний преобразить Килмартин, малышка, так это всегда были именно твои мечты. С самых младенческих пор. Еще когда ты сидела у меня на коленях, я знал, что ты никогда не останешься жить здесь, как бы я этого ни хотел. Разве не было бы замечательно, если бы ты вышла замуж и жила бы со своими детишками дверь в дверь с моим домом, чтобы я мог видеть, как они подрастают… Твоя мать тоже это понимала, упокой ее душу Господь. Когда она умирала, она взяла с меня обещание не быть слишком эгоистичным и не удерживать тебя. |