|
Психиатрия и до чипов знавала подобные случаи. Свихнусь, если вовремя не использую ластик. Я вынул из холодного огня песочные часы. Пока что в верхней колбе находилось гораздо больше песка, чем в нижней. Жизнь была хороша: полтора года с чипом – не срок. Убрать песочные часы и приготовить к работе записную книжку – потом перепишу разговор на диктофонную кассету. Спрятать и никому не показывать огненный шар. Что еще? Постучать в калитку. Отставной подполковник Шкрябун оказался плотным седеющим мужиком вовсе не дряхлого вида. Так выглядят служащие, только вчера ушедшие на пенсию и воображающие, будто теперь-то всласть займутся активным досугом, а кто-то там, наверху, презрительно кривится в ответ на их мечты и валит на бедолаг все подряд: орущих малолетних внуков и нечутких детей, непрополотые грядки, остеохондрозы и инсульты… Кстати, грядки в огороде действительно нуждались в прополке, одни лишь ряды картошки были окучены на совесть. А траву перед домом здесь сроду никто не стриг. Хозяин сидел под навесом вне дома и был занят. На застеленном газетой верстаке перед ним имел место разобранный мотоциклетный мотор, тут же поблизости находился и сам мотоцикл – видавший многие виды «Урал» с обшарпанной коляской. Вероятно, списанный милицейский. И коляска, и мотоцикл были основательно покрыты засохшей грязью. Я представился. Шкрябун не подал мне руки, без слов продемонстрировав перемазанную машинным маслом ладонь. – Разрешите присесть? – Садись, вон скамеечка. Либо он превосходно владел собой, либо в самом деле нисколько не удивился. Ездят тут всякие, активному досугу мешают… – Вам привет от полковника Максютова, – сказал я. Вместо ответа он засопел, обжимая поршневое кольцо и пытаясь втолкнуть поршень на место. Втолкнув, перевел дух. – Ну? – спросил он неприятным голосом. – А ты-то, парень, кто такой? – Капитан Рыльский, Нацбез. – Ну и что? – Вам привет от полковника Максютова, – повторил я. – Про привет я слышал, не глухой. Вспомнили, значит. Это все? Резко, но по делу. Шкрябун смотрел в корень. Мой шеф был прав: крутить с ним не следовало. Разумеется, полагалось сказать о допущенной по отношении к нему несправедливости, более того – об ошибке руководства, кратко выразить свое к ней отношение и заодно намекнуть, не сказав притом ничего конкретного, что решения пятнадцатилетней давности иногда пересматриваются. Что я и сделал. – Полковник Максютов просит вас о консультации, – добавил я как можно мягче. – На предмет? Я развел руками. – Простите, не осведомлен. Пожав плечами, Шкрябун снова загремел железом. – И это все, что ты можешь сказать? Теперь пожал плечами я: – Разве мало? – Ты мне пока ничего не сказал, кроме того, что отставник Шкрябун понадобился Максютову. Кстати, можешь больше ничего не говорить: я в эти игры уже не играю. Отыграл свое. – Чем же вы, Виктор Иванович, занимаетесь? – полюбопытствовал я. – Не видишь, что ли? – хмыкнул он. – Движок перебираю. – Это понятно. Ну а вообще? – А ты, парень, поживи на пенсию, а я посмотрю, будешь ли жаловаться на лишний досуг. |
