Это жилище тарантула — ликоза сингориензис. Хорошо было бы выгнать его на поверхность земли. Но пока мы располагаемся вокруг норы, шевельнулись травинки, из-под сухого листа выполз сам тарантул и, увидев нас, застыл, слегка приподняв передние ноги и выразительно сверкая большими желтыми глазами.
Но паук не хозяин норы. Он самец, бездомный бродяга, давно уже скитающийся по пустыне. Ему на своем коротком веку пришлось пережить не одну схватку с врагами: волосы на его теле кое-где выдраны, двух ног не хватает. Здесь ему посчастливилось, он наткнулся на одну самку и притаился возле нее.
Тарантул предпочитает влажные почвы и селится в солончаковой пустыне. А эта избрала пустынное и выжженное солнцем ущелье Тайгак. Сколько времени она потратила, чтобы в каменистой почве вырыть норку. Немало сил было потрачено и самцом на поиски своей подруги, и не поздно ли он прибыл сюда сейчас, осенью, в сентябре, когда брачное время пауков давно закончилось. Но когда пауков очень мало и им так трудно найти друг друга, быть может (как тут не сказать банальную фразу), лучше поздно, чем никогда.
Самец чуток, зорок и осторожен. Неосмотрительное движение, и он прячется, но убегать от норки не желает, не хочет расставаться с тем, что досталось такими долгими поисками. Наконец его удается поймать в объектив киноаппарата.
Теперь пора приняться за самку. Я беру зеркальце и направляю лучи солнца в норку. Но в ней ничего не видно. В это время самец решительно приближается к жилищу своей избранницы и начинает барабанить педипальпами<sup></sup> о его край. Этот прием мне очень хорошо знаком: тарантул вызывает свою подругу, но спуститься к ней не решается. По-паучьему этикету этого делать не полагается. Но хозяйка норы не желает показываться, а нетерпеливый самец продолжает стучать о стенку норы. Киноаппарат нежно стрекочет. Какой замечательный сюжет для съемки!
Что же теперь будет дальше?
Тарантул застыл, ждет. Ждем и мы. Внезапно с объектива киноаппарата падает крышка. Паук напуган и отбегает в сторону. Вот невезение!
Тогда я беру травинку и спускаю ее в норку. Теперь, если ее постепенно вытаскивать наружу, иногда самка считает, что к ней забрался непрошеный посетитель и, пытаясь его прогнать, выскакивает вслед за ней наружу. Но из норы никто не желает показываться.
Время тянется долго. Скучно. Но… мы вскакиваем от неожиданности: из норки стремительно выбегает маленькая серая мышка и прячется в кусты.
Только теперь мы заметили вблизи норки белый кокон тарантула. Он был полон маленькими паучатами, которым пришла пора выходить наружу. Почему хозяйка норы его бросила? Мы раскапываем норку. Она пуста.
Что же случилось?
Видимо, мышка забралась к паучихе, уничтожила ее, выбросила кокон наружу и после обильной еды осталась в норке.
А самец? Он ничего не подозревал о произошедшей трагедии и без толку барабанил педипальпами о край норки в напрасном ожидании своей подруги.
Неудачное место
Сколько лет я собирался проведать в горах Богуты ущелье Карасай, но все что-то мешало. Сегодня, изрядно помотавшись по горам, я увидел его издалека и решил заехать. Не беда, что дорога оказалась очень скверной и нельзя было ни на секунду отвести в сторону взгляда из опасения налететь на камни. С каждой минутой сухие желтые горы с зелеными пятнами можжевельника становились ближе, и вот, наконец, узким проходом открылось ущелье, отороченное скалистыми воротами. Дальше дороги нет, груды камней перегородили путь.
Но какое разочарование! Вся растительность съедена овцами, склоны изрезаны тропинками и земля обильно усыпана пометом животных. А от ручья осталась только большая грязная лужа. В ней кишели мелкие дафнии. Они копошились всюду, толкали друг друга, дружно нападали на красных личинок комариков, теснились возле трупов потонувших насекомых. На воду беспрерывно садились осы и жадно утоляли жажду. |