Но Малыш — снова палец к губам. И — на ухо:

— Есть приборы. Они слышат.

Анна распахнула небесные глаза.

— Приборы?

— Да, есть такие. А то, что я вам скажу…

— Но если это так, если уж это такая тайна, не надо мне говорить.

— Надо! — настаивал Малыш. И снова приблизился к ней, говорил на ухо:

— Мне нужна ваша помощь. Вы — патриотка, поймете меня, будете помогать. Я уверен.

— Помогать? Но в чем?

— Надо исподволь внушать Борису и Нине, что деньги у них грязные, они не принесут счастья. За них рано или поздно придется отвечать. В России вакханалия подходит к концу, чикагские мальчики из министерских кабинетов будут вышвырнуты и тогда каждого, кто урвал из казны миллионы, поставят к стенке. Надо внушать, надо пугать, надо сделать их психами.

— Кого?

— Ах, Боже мой! Ну, их, их — Ивановых! Бориса и Нину! Иванов жаден, из него деньги надо выдирать клещами, — но его…

Малыш наклонился к Анюте:

— Его я возьму на себя. Я знаю, чем пронять, — страхом. Так испугаю, что сон потеряет, челюсть отпадет, — банковские сусеки сам вычистит, а вот Нина… Эта штучка похитрее, с ней работа ювелирная нужна, тут без вашей помощи не обойтись.

— Сколько же у них денег?

— По моим подсчетам, — предварительным, конечно, — четырнадцать миллиардов будет. Это в долларах. Силай-то Иванов, да и Борис рубль тасовали, когда он еще в силе был.

— А в России о таких суммах знает кто-нибудь?

— Если и знают, то только разведчики. Да и то вряд ли. И мои знания приблизительны. Мне Фридман сведения давал.

— Фридман?..

Анна хотела сказать: зачем же вы убрали Фридмана? Но вовремя одумалась. В эти страшные дебри ей лезть не хотелось. Однако думала: а что же о себе понимает Малыш? У него, что ли, эти миллиарды чистенькие?

Но, как часто это бывает, Малыш провидел ее тревоги. Сказал:

— Вы, Аннушка, за меня не беспокойтесь. Я не преступник, а жертва чрезвычайно редких и безвыходных обстоятельств. Со своими деньгами я знаю что делать. Вот недавно провернул одно дельце, — оно хоть и невелико, но вы его должны одобрить.

— Ну-ну, что за дельце?

— В разных странах купил пять типографий, — небольших, книжных, но отлично оснащенных. В них уже напечатаны первые партии книг, на пяти языках, тиражом в четыре миллиона.

— Ой-ёй! Вот тираж! Но что за книги там печатают?

— Книга одна. Ее написала очень красивая, умная и чрезвычайно талантливая девушка. Она живет на Дону…

Кровь бросилась к вискам, щеки заалели, как маков цвет, Анюта прижалась к Малышу, с минуту лежала притихшая, потом обняла и поцеловала.

— Спасибо, Вася, — глухо сказала она, — ты ко мне так добр. Я, право…

Василий зажал ей рот.

— Тебе спасибо за то, что ты есть, что не гонишь меня, не презираешь. И еще за то спасибо, что зовешь меня Васей и на «ты» перешла. Можно и мне называть тебя на «ты»? Позволь.

— Конечно, конечно. Ты же старше. И умнее, и сильнее. Ты, Вася, настоящий рыцарь, и я боюсь, как бы в тебя не влюбиться.

— А ты не бойся, Аннушка!.. Полюби меня.

— И что будет?

— А то и будет: мы с тобой обнимемся крепко-крепко. У нас вырастут крылья, и мы полетим к звездам.

— Без парашютов?

— Без.

— Не согласна. Вдруг крылья обломятся, и мы станем падать. Вот если в море, — не боюсь.