Изменить размер шрифта - +
Ведь куда легче носить с собой пригоршню золотых бусин, чем мешки с товарами.

— Но разве бусины не легче похитить?

— Это верно, и к тому же ими можно уплатить за изысканную еду и питье, за развлечения — нечто такое, чего не увезешь домой. Поэтому иноземным торговцам приходится хорошенько приглядывать за своим золотом, если они не хотят вернуться домой с пустыми карманами.

— А те товары, которые нужны им, привозят со Срединного моря?

— Да. Наши предки облагодетельствовали нас больше, чем, наверное, думали сами, когда догадались выстроить рыбацкую деревушку между двумя морями. Так что примерно через неделю после торговцев с Восточного моря к нам прибывают торговцы со Срединного моря — южане и люди с запада.

— А с севера — нет?

— Нет… Северяне обычно спускаются к Кашало по Великой Реке. Но и они приходят сюда и меняют свои товары на южные и восточные.

— Ясно. Или на золото, если тех товаров, которые им нужны, покуда нет, — понимающе проговорил Огерн. — Но ваши склады так велики, что что-нибудь там всегда найдется.

— Это точно. Потому торговцам с востока не нужно тратить много времени в порту. Да не только им, а всем остальным тоже. У них появляется свободное время, они могут больше ходить по городу.

— Да, пожалуй, эти ваши склады — замечательное изобретение!

— Так что если наши торговцы от каждой сделки немного берут себе, кто же их за это осудит? Уж конечно, они имеют на это право. Вот, правда, эти развлечения…

— Назови их лучше пороками — ведь я понимаю, о каких развлечениях ты толкуешь! — немного пренебрежительно проговорил Огерн. — Я видел вашу улицу Красных Фонарей и знаю, что она так называется, потому что там над каждой дверью висит фонарь. Но почему?

— Женщины зажигают фонари с наступлением темноты, чтобы проходящие по улице мужчины видели их, стоящих в дверном проеме и старающихся завлечь посетителей — тех, кто готов заплатить за то, чтобы дотронуться до них, и даже больше…

— На самом деле? Женщины готовы на такое ради золота? — шепотом выговорил Огерн, понимая, что глупо вытаращил глаза, но не мог с собой ничего поделать. Кроме того, у него противно засосало под ложечкой.

— Так много бедных женщин, которые согласны разделить ложе с мужчиной за одну-единственную монетку.

— Не может быть! — воскликнул Огерн.

— Увы, это так, — вздохнул Нориль. — Либо так, либо им приходится голодать, потому что в городах иначе не добудешь себе пропитания.

Потрясенный Огерн отвел взор.

— Говорят, ваньяры поступают с ними хуже, чем другие?

Некоторое время Нориль молчал, потом медленно, тягуче произнес:

— Ничего не могу сказать тебе об этом — только самим женщинам это ведомо. Я слыхал про мужчин, которые твердят, будто бы такие женщины готовы лечь в постель с первым встречным — и на этих встречных я нагляделся, когда однажды отправился на улицу Красных Фонарей. Я пошел туда, чтобы попробовать убедить женщин, что можно жить и иначе, а мужчин — что не стоит развращать женщин. Ну, и конечно, женщины принялись распекать меня за то, что я хочу лишить их привычной и обеспеченной жизни, а мужчины — за то, что я хочу лишить их удовольствий. Но я никак не могу поверить, что женщины все время получают удовольствие, ибо многие из виденных мною там мужчин были страшны как смертный грех. Сомневаюсь, чтобы хоть одна женщина мечтала провести ночь с одним из них.

— Ни один из тех, кто чтит Ломаллина, никогда не обошелся бы подобным образом с женщиной, — задумчиво про говорил Огерн.

Быстрый переход