Огерн вымученно улыбнулся.

— Ты очень добра.

Она одарила Огерна сладострастным взглядом, развернулась и пошла прочь, покачивая бедрами.

Довольно долго Огерн смотрел ей вслед, затем с большим трудом отвел взгляд, глубоко, судорожно вдохнул и безмолвно взмолился покровителям загробной жизни. Даже мертвая, Рил ухитрилась спасти его.

Когда же жители деревни собрались на ужин, Огерн с удивлением обнаружил, что женщины поглядывают на него чуть ли не с уважением, хотя было видно, что за уважением все же прячется вожделение. А некоторые из мужчин говорили Огерну:

— Плохо отказываться от предложений утешить тебя в твоей печали, чужеземец. Однако мы не можем винить тебя за то, что ты хранишь верность.

А старый жрец сказал Огерну вот что:

— У тебя есть сила воли, которая подобает каждому мужчине, о охотник! И все же я прошу тебя отбросить ее. Пора оплакивать жену давно миновала.

Огерн задумался, заглянул себе в душу и понял, что жрец не прав.

Однако женщины продолжали мучить его, вызывая в нем неодолимую страсть, они то и дело прикасались к нему то рукой, то плечом, то крепкой грудью — как бы случайно, от каждого такого прикосновения Огерн загорался. Ему нестерпимо хотелось, чтобы ужин как можно скорее завершился.

Старый жрец усадил гостя за стол на почетное место, рядом с Лабиной. Теперь на старухе были богатые одежды, из-за чего она выглядела куда более похожей на жрицу, нежели днем.

Только Огерн успел усесться, как появился Лукойо, которого вели под руки две хохочущие девицы. Полуэльф отпускал шуточки и непрерывно целовался то с одной, то с другой. На нем был килт из тех, в каких здесь ходили крестьяне, голову полуэльфа украшал цветочный венок. Девушки опустили его на место рядом с Огерном. Тот стал гадать, сильно ли пьян его дружок, однако Лукойо устремил на него совершенно чистый, хотя и рассеянный взгляд. Казалось, у него просто приподнятое настроение и он не верит своему счастью.

— А-а-а, кузнец! — воскликнул Лукойо. — Надеюсь, ты так же приятно провел вечер, как я?

— В своем роде да, — осторожно ответил Огерн. — Признаться, мне все больше и больше нравится узнавать новое о богах и людях, Лукойо.

— Мне тоже, — кивнул Лукойо и, обернувшись, принялся пожирать глазами очаровательную прелестницу. — Да, нынче я узнал очень, очень много нового, Огерн, и это доставило мне величайшее наслаждение.

Как ни странно, Огерну показалось, что Лукойо говорит совершенно искренне. Кузнец задумался: уж не больше ли Лукойо видит, чем говорит, и не лучший ли он мастер на двусмысленности, чем сам Огерн.

Вдруг Лукойо резко повернул голову и встретился взглядом с Огерном.

— Парни говорят мне, что ты сбрендил, Огерн. — Лицо полуэльфа стало участливым. — Что случилось? Что мучает тебя?

Непривычно тронутый такой заботой, Огерн мягко улыбнулся и ответил другу:

— Они так говорят, Лукойо, только потому, что я отказываюсь от прелестей здешних женщин.

— Ну, тогда они правы — ты действительно сбрендил! — Взгляд Лукойо стал еще более сочувственным. — Может быть, их жрица подскажет нам, как излечить этот твой недуг, пока дело не зашло слишком далеко.

Огерн почувствовал искушение посмеяться над неожиданной серьезностью своего товарища, но он только прикрыл глаза и покачал головой.

— Я всего лишь тоскую. Тоскую по моей покойной жене, Лукойо.