— И мой друг тоже не видал. Я охотник, а моя жена собирала ягоды в лесу, покуда я охотился. Друг же мой кочевник. Народ из его пламени следовал за большими стадами диких быков. Мы поклоняемся богам охоты, но превыше всех ставим Ломаллина — защитника людей.
— Я не слыхала о Ломаллине, — нахмурилась Лабина. — А богинь вы никаких не почитаете?
— Почитаем, и притом многих. И больше всего Рахани.
Старуха покачала головой:
— Я про такую и не слыхала.
Почему-то Огерну стало не по себе. Он успокоил себя тем, что тут все же почитали эту богиню, но, может быть, под другим именем.
— Она подруга Ломаллина, его соратница в бою и советчица.
— Но не любовница? — сдвинул брови старик.
— Нет. У Ломаллина нет ни любовницы, ни жены.
Лабина, явно потрясенная, содрогнулась.
— Бог без подруги! Как это безнравственно! Как дурно! Как преступно!
— Ломаллин — волшебник, — пояснил Огерн. — И к тому же вынужден был стать воителем.
— А-а-а… — Старуха немного успокоилась. — Значит, он найдет себе спутницу жизни, как только займет соответствующее положение. Ну, хватит разговаривать о богах. Вид у тебя, молодой человек, такой, словно ты сильно проголодался. — Она взяла Огерна за руку, и они со стариком улыбнулись. — Пошли. — И Лабина повела Огерна прочь от берега.
— А какую же богиню почитаете вы? — поинтересовался Огерн, когда они шли по деревне. Почему-то из разговора Огерн понял, что главная у этих людей именно богиня.
— Мы почитаем Алику, Великую мать, — отвечала старуха. — Алику и всех ее детей.
Огерн нахмурил брови.
— Я ничего не знаю об Алике. Расскажи мне о ней.
— Мы почитаем две ее ипостаси — юную и зрелую.
— А! — Огерн обрадованно кивнул, решив, что речь идет о двух знакомых ему божествах, объединенных в одно. — Девственница и мать?
Старик хохотнул, не раскрывая рта, а Лабина ответила:
— Мы не почитаем в богине девственницу, мы поклоняемся молодой женщине, у которой множество любовников.
Огерн постарался скрыть изумление.
— И множество детей?
— Да, хотя мы не чтим ее как богиню любви, мы чтим как мать. Она вскармливает детей молоком из своей неистощимой груди, а затем дает им плоды, произрастающие на земле.
— И еще Лечит своих детей и утешает их?
При этих словах Огерна старик задумчиво сдвинул брови, а старуха нерешительно проговорила:
— Должна бы, наверно. Безусловно, она — источник всяческой доброты, и все ее малые дети держатся около нее.
— И если мы поклоняемся ей всем сердцем, он дарует нам хорошие урожаи, — добавил старик.
Огерн посмотрел в ту сторону, где за деревней простирались зеленые поля, тянувшиеся до самого горизонта. Вспомнил свою лесную деревушку и ту дань, которую они собирали с окрестных лесов, — немного ягод и плодов, да еще кое-какие коренья.
— Но если у вас не будет хорошего урожая, — заметил Огерн, — вы умрете.
— Это верно, — кивнул старик. — Урожай — это для нас все, молодой человек!
Затем Огерн окинул взглядом деревню и понял, что тут живет намного больше народа, чем в его поселении на опушке леса.
— Да, я вижу, вас тут много, но вы все равно не можете съедать все, что выращиваете.
— Точно, — усмехнулась Лабина. — поэтому-то мы кое-что продаем, а для себя приобретаем разные нужные вещи. |