Глава 27

Всю ночь двое друзей то бежали, то прятались, то снова бежали. Несколько раз, когда приближались чудовища, Огерн произносил одно из тех заклинаний, что слыхал от Манало — о нет, от Ломаллина! Но Огерн не был улином, и заклинания, призванные отгонять чудовищ, казалось, не действовали — страшилища подходили совсем близко к сухому руслу ручья, где затаились, дрожа от страха, Огерн и Лукойо. Конечно, Огерн нигде не задерживался надолго, не разводил костра, и у него не было того чудесного порошка, который сыпал в огонь мудрец-улин! Но наверное, заклинания все же срабатывали, потому что чудовища беглецов не находили: они их как бы не видели, хотя подходили достаточно близко для того, чтобы учуять их запах.

Наконец тогда, когда холод самого темного часа ночи пробрал измученных друзей до костей, они, спотыкаясь, подошли к высокой скале, одиноко торчавшей посреди пустыни, и забрались в небольшую пещерку там, где скала нависала над песком. Огерн устало опустился на песок и привалился спиной к холодному камню. Он закрыл глаза, грудь его тяжело вздымалась, лицо побледнело. Лукойо тоже страшно устал, но в нем сильнее прежнего бушевал пожар страха. Полуэльф быстро оглядел новое убежище. В пещерке было тесно, даже он не смог бы здесь выпрямиться во весь рост. От входа в глубь скалы вел коридор, напоминая след гигантского червя, прогрызшего себе дорогу в камне. Лукойо всмотрелся в коридор и решил, что ему туда совсем не хочется. Недра скалы пугали его.

А Огерн сидел не шевелясь. А потом тело кузнеца как-то обмякло, мышца за мышцей, и в конце концов на глаза его набежали слезы.

Лукойо стало так жутко, так страшно, как никогда прежде. Огерн стал его опорой с тех самых пор, как он покинул вырастившее его племя, и потому зрелище того, как кузнец-великан вдруг размяк и плачет, потрясло полуэльфа гораздо больше, чем созерцание того, как мудрец Манало преобразился в Ломаллина. Преобразился, чтобы пасть от руки Улагана. Лукойо опустился на одно колено и сказал самым успокаивающим голосом, на какой только был способен:

— Все будет хорошо, Огерн.

— Не будет! — отчаянно вскричал кузнец. — Рил мертва, Манало больше нет, Ломаллин погиб, все безнадежно! Все напрасно, Лукойо, весь мир напрасен и пуст и жизнь не имеет смысла!

Страх не прошел, Лукойо почувствовал, что он столкнулся лицом к лицу с неизбежной судьбой.

— Надежда есть, она обязательно должна быть! — Вдруг полуэльфа озарило: — Вспомни, мудрец сказал, что я должен заботиться о тебе, ибо ты — краеугольный камень этой битвы! Ты тот, кто способен одолеть Багряного!

— Зачем? — сквозь слезы простонал Огерн. — Зачем, если он убил Ломаллина?

— Надо отомстить. Проклятие, неужели ты такой добренький, что тебе и отомстить не хочется?

— Зачем? Мы все обречены, обречены! Как я могу отомстить Улагану? Как его вообще теперь можно одолеть, когда он убил Ломаллина?

И тут Лукойо услыхал голос Манало — ясно, как если бы мудрец стоял у него за спиной, Лукойо вспомнил его слова.

— Легенда! — воскликнул полуэльф. — Огерн, вспомни легенду! Про то, что, погибнув, Ломаллин станет сильнее Улагана!

— Какая чушь! — гневно выкрикнул Огерн. — Как любой из людей может стать сильнее после смерти?!

— Он улин, а не человек!

— Был улином! Был! Не говори о нем в настоящем времени, Лукойо! — неистовствовал Огерн. — Ломаллин мертв! Я своими глазами видел его гибель! И не надо притворяться, будто бы он еще жив! — Кузнец неожиданно размахнулся и мощным ударом толкнул Лукойо так, что полуэльф отлетел и стукнулся о стену пещеры. — Убирайся! Оставь меня! Прекрати говорить мне глупости! Оставь меня наедине с моей тоской, дай мне спокойно умереть!

— Ладно, если ты так хочешь! — в гневе выкрикнул Лукойо.