Лукойо колебался, глядя на открытые, дружелюбные лица. В душе его шевельнулось доверие к этим людям, но он прогнал его, однако напомнил себе, что когда сделка выгодна, ее лучше заключить. Опустив лук, он ответил:

— А меня — Лукойо.

Охотники весело вскричали, приветствуя полуэльфа.

— Так спускайся же к нам, Лукойо, — поторопил его Огерн. — Выберем все, что можно собрать с этих куруитских псов, пройдем еще немного и преломим хлеб вместе.

Лукойо нарочито улыбнулся — ну, то есть он внушил себе, что улыбается нарочито, неискренне, и принялся спускаться с ветки на ветку, не выпуская, впрочем, лука и приговаривая:

— Добыча — это хорошо, это мне нравится. Что же касается хлеба, то мне его придется выторговать у вас, своего у меня нет.

— Что же, хлеб у нас и не хлеб, а дорожные сухари, но все-таки хлебом назвать можно.

Огерн протянул полуэльфу, уже стоявшему на земле, открытую ладонь.

— Да будет между нами дружба и согласие!

Лукойо положил свою руку на руку Огерна, глядя предводителю бири прямо в глаза.

— Дружба, — медленно повторил он, — и согласие.

— Вот и славно! — усмехнулся Огерн и махнул рукой в сторону своих людей. — А это люди из моего племени — Глабур, Сотро, Вланад…

Каждый, кого представлял Огерн, кланялся Лукойо. Лукойо против воли улыбался, отвечая на поклоны. Он старательно вслушивался в имена бири и вглядывался в их лица» стараясь запомнить. Если уж эти люди его единомышленники, их нужно было запомнить хорошенько, чтобы в случае чего знать, кого позвать на помощь. Но если они обманут его, ему все равно следовало их запомнить, чтобы знать, кому отомстить за обман.

— Добро пожаловать к нам! — И Огерн хлопнул Лукойо по плечу. — А теперь поглядим, было ли у этих псов из логова Байлео с собой что-нибудь достойное внимания.

И они принялись осматривать тела павших куруитов, но находили только прихваченную на дорогу провизию да куруитские бронзовые ножи. Ножи, правда, были такой длины, что вполне могли бы сойти за короткие мечи. Этих ножей Огерн отдал Лукойо два, объяснив это так:

— Нам тут всем по одному хватит, и еще несколько останется. Ты убил больше врагов, чем любой из нас, поэтому ты, друг, заслуживаешь двух ножей.

— Да, но я так не рисковал, как вы, — попробовал отговориться Лукойо и сам поразился тому, что произносит слова не в свою пользу.

— Это верно, — рассудительно заметил Огерн. — Ну а если бы тебя заметили, куда бы ты смог деться? Один бросок куруитского копья — и тебе конец.

Лукойо понял, что верзила охотник прав, и по спине его пробежали мурашки.

А потом… о, чудо из чудес — охотники принялись хоронить мертвых!

— За что вы оказываете им такие почести? — спросил Лукойо.

— Оставить человека незахороненным — значит нанести оскорбление самому Ломаллину, — объяснил ему Глабур. — А кроме того, есть надежда, что если они будут погребены под землей и камнями, то их призраки не станут скитаться как неприкаянные.

Лукойо недоверчиво посмотрел на бири, копающих могилы.

— А что, если кто-то из них еще жив?

— А вот этого не опасайся, — довольно угрюмо заверил его Глабур. — Мы уж позаботимся, чтобы этого не случилось.

Как только с захоронением было покончено, Огерн забросил за плечо дорожный мешок и крикнул:

— В путь!

Они зашагали по дороге, и Огерн замедлял шаг, чтобы не обгонять Лукойо. Полуэльфа страшно огорчало то, что даже раненые охотники способны идти быстрее, чем он.