Мы разговаривали в допросном кабинете Следственного изолятора № 1, больше известного в народе, как Кресты. Следователь по Славкиному делу только что зачитал ему обвинение и, в принципе, никаких преград к освобождению под подписку о невыезде быть не должно. Ну, это я потом ещё один на один пообщаюсь со следователем, а пока что я выгребал из пакетов «гостинцы» от мамаши-Красильниковой: чай, блоки сигарет, консервы. Красильникова женщина бывалая, знает, что передавать.

    — В общем, Славик, не сладко там. Бросал бы ты свою наркоту: ты же не глупый пацан вроде, в институте, вон, учишься.

    — Ага, на юрфаке, – тяжко вздохнул Славик. — Я раньше думал, следователем пойду, а оказывается, туда с судимостью не берут. Придется адвокатом...

   Допросный коридор я всегда старался миновать быстро, не оглядываясь по сторонам и ничему не удивляясь. Но тут невольно даже к месту прирос и похож стал, наверное, на девочку-практикантку, в первые столкнувшуюся с жестокостью этого мира. Мимо меня контролер вел мужчину лет тридцати-тридцати пяти, арестанта. Но выражение его лица… ей-Богу, покойники иногда живее выглядят. Задержанный шел, с трудом перетаскивая ноги, так, чтобы не потерять по дороге ботинки без шнурков. Брюки были ему чуть широковаты и без ремня норовили сползти . Видно, что задержанный сзади поддерживает их руками, скованными наручниками. Я отошел к стене, пропуская их. А следом мимо меня проплыл Вова Лихачев – знакомый опер.

    — О! Лихачев, место встречи изменить нельзя!

    — Никитин?.. — Вова окинул меня взглядом и нехотя, как мне показалось, пожал мою протянутую руку. — Ну, здорово. Какими судьбами?

    — С клиентом общался. Твоего, что ли, ведут? — я кивнул на задержанного. – Вы тут что, совсем озверели? Вы что с человеком сделали?

    — А ты к нему в защитники набиваешься? — огрызнулся Лихачев. — Да этого еще даже в камеру заселить не успели — свеженький.

    — А чего тогда он тогда такой пришибленный? Под дурью ?

    — Под какой дурью?! Он профессор... Жену на тот свет отправил, вот и переживает, наверное, — Лихачев поздно спохватился, что сболтнул лишнее. — Ладно, побежал я.

    — Бывай.

***

К семи часам вечера центром моей квартиры стал журнальный столик с телефоном.

   В течение дня я несколько раз порывался позвонить Кате – останавливала только догадка, что утренний звонок был ее очередной уловкой. Но в то же время меня убивала мысль, что ей действительно плохо, и что она нуждается во мне. В какой-то момент я даже представил, что она точно так, как я сейчас, гипнотизирует телефон. Интересно, у кого нервы сдадут первыми?

   В восемь я понял, что Катя звонить мне не собирается.

   В восемь тридцать перестал смотреть на аппарат.

   Она позвонила в три минуты десятого и после сдержанных приветствий обронила:

   — Я ждала, что ты перезвонишь утром.

   В ее голосе мне послышался упрек – меня это даже рассмешило: поразительная самонадеянность!

   — Ну, извини, я был слегка занят. Ты же не думаешь, что я бы бросился тебе перезванивать, едва получив твое сообщение?

   — А почему бы и нет? – кажется, она улыбнулась. Но быстро спохватилась: — Ладно, Леш, извини – конечно, я не думала. Ну, как у тебя дела? Что нового?

   — Ты для этого звонишь? Чтобы узнать, как у меня дела? – я психанул. - Слушай, давай сэкономим время – что тебе нужно?

   — Ничего, — растерялась Катя, — просто захотелось поговорить… Леша, а почему такой тон? Я надеялась, что ты хотя бы извинишься, хотя бы попытаешься объяснить, почему за эти полгода даже не позвонил ни разу! Впрочем, я тебя поняла, прости, что побеспокоила.