За компанию с мальчиками занимается и Симочка. Тут же, на конце стола, сидят Орля и Галя.

Орлю нельзя узнать. За месяц, проведенный в Раевке, мальчик круто изменился.

Начиная с его имени — его зовут теперь Шурой, то есть настоящим его именем, данным ему при крещении, а не прежней кличкой, — все в нем переменилось к лучшему.

Постоянное пребывание среди людей, не имеющих ничего общего с грубыми и вороватыми обитателями табора, сделало свое дело.

Правда, маленький дикарь, Щелчок, как его тихонько между собой называют дети, не мог исчезнуть вполне в лице цыганенка, но он уже не был тем безудержным диким волчонком, каким попал в этот дом.

В душе мальчика пробудилась невольная благодарность к людям, тепло приютившим у себя в доме его а Гальку.

Вот она сидит, поздоровевшая, розовенькая, пополневшая за этот месяц, сидит между ним и Алей Голубиным, самым тихоньким из мальчуганов, и старательно выводит €буквы на аспидной доске.

Пишет их и Орля, так как Валентина Павловна выразила желание, чтобы оба они с Галькой, как можно скорее, выучились читать и писать.

К Валентине Павловне и к Ляле, выходившим Гальку точно так же, как они выходили и его, Орлю, у Орли какая-то необыкновенная преданность. Ради «барыни-бабушки» и «барышни Ляли», как он называет обеих, он готов в огонь и в воду.

Любит он и Счастливчика, потому что изящного, маленького, как игрушка, хрупкого и доброго сердцем мальчика любят все: его нельзя не любить.

Любит веселого Мик-Мика, своего первого заступ-пика.

Алю же Голубина Орля втайне презирает за голубиную кротость и еще за то, что Аля очень подружился с Галькой за последнее время, и Орля боится, что Аля совсем отнимет у него сестру.

Но кого он положительно не выносит, так это Аврору Васильевну, няню Степановну, Франца и Ваню с Ивасем.

Первая очень требовательна, придирчива и строга; няня Степановна и Франц не могут никак примириться с тем, что цыганские нищие ребята сидят за одним столом с их господами, а они, в качестве прислуги, должны им подавать и служить.

— У-у! Чего пялишь цыганские буркалы, волчонок? — часто, встретив горящие глаза Орли, ворчит няня. — Того и гляди, наживешь с тобою бед.

А Франц, брезгливо подбирая губы, убирает тарелки после Орли и Гали и насмешливо шипит, неслышно для хозяев:

— Вы бы хоть вылизали языками соус получше… А то не больно чисто и все же вымыть придется после вас…

Дело объяснялось тем, что наголодавшиеся в таборе дети не оставляли ни кусочка от своих порций за столом. А куски с господского стола Франц особенно любил доедать.

В свою очередь, Ивась и Ваня дразнили Орлю тихонько от других. Впечатлительный, необузданный мальчик платил им, чем мог, и не добром, конечно.

— Покажи, Шура, что ты написал! Дай твою работу, — внезапно огорошил Орлю знакомый резкий голос Авроры Васильевны, и ее костлявая высокая фигура выросла за его плечами.

Он молча протянул свою аспидную доску. Там не, было ни единой буквы.

— Одна святая чистота! — сострил синеглазый Ивась, заглянув через плечо Орли.

Орля стоял потупившись.

— Что ж это такое? За целый час ты не сделал ничего. Ведь тебе сказано было написать буквы все по порядку! — повысив голос, произнесла Аврора Васильевна.

Угрюмое молчание было ей ответом.

— Шуре жарко, оттого он не мог писать, — вступился за товарища Кира.

— Просто оса ему нос укусила… И он все думал, как бы ее поймать и казнить, — пошутил добродушный Ваня.

— Ха, ха, ха! Оса нос укусила! — залилась веселым смехом Симочка. — Покажи скорее, где укусила. Щелчок.

— Ах!

Симочка и сама была не рада, что с губ ее сорвалось это слово, от которого Орля приходил в бешенство.