– СБ обратила на него внимание? – спросила Вивьена.

– Нет, я уверен в этом. Благодарю Бога, что они не могу следить за всеми нами. Ганновей не такая уж выдающаяся фигура. Я только потому заметил его связи с подпольем, что долгие годы наблюдал за ним. Я не собираюсь связываться с ним. До последнего времени я не был ярым антиМаркусистом, хотя никогда не любил СБ. Почему люди, подобные Яманите, не должны напоминать своим соотечественникам, что когда‑то они были гражданами самостоятельного государства? Поэтому я держал свои наблюдения при себе. Подполье никогда не причиняло мне вреда. Теперь это может помочь нам.

– Вы думаете, что Ганновей может… – Коскинен задохнулся в своем возбуждении.

– Мы попытаемся поговорить с ним, – сказал Абрамс. – Я связался с ним по телефону и попросил встречи, чтобы обсудить кое‑какие деловые вопросы. Вы оба поедете с ним. Если он сможет спрятать вас прекрасно. Если нет, то я уверен, что он будет держать рот закрытым.

Тогда мы организуем для вас другое убежище, хотя это не лучший вариант.

– Если он предложит нам убежище, но мы почувствуем, что здесь что‑то не так, мы должны иметь путь к отступлению, – заявил Трембицкий.

– Мы? – спросила Вивьена. – Значит, вы будете с нами?

Абрамс кивнул:

– Что касается меня, то я все еще недурно обращаюсь с пистолетом, – и он похлопал себя по бедру, где под туникой обозначался пистолет. Что касается Ви, то я не беспокоюсь, она может двигаться резко и быстро, как тигрица. А вот Пит мне кажется несколько наивным, хотя возможно пребывание в преступном мире его кое‑чему научило.

Глава 13

В доме Ганновея в Квин жили его жена и четверо детей. Но у него был собственный кабинет и хозяин заверил посетителей, что кабинет абсолютно звуконепроницаемый, в нем нет подслушивающих устройств, а вся его семья сегодня вечером отсутствует.

Высокий, угловатый, чем‑то напоминающий Эндрью Джексона Ганновей закрыл дверь кабинета и осмотрел своих гостей. Коскинен переминался с ноги на ногу под этим взглядом. Он посмотрел в окно на сияние ночного города, на Вивьену, стоящую рядом с ним, и не зная, что сказать. Когда Ганновей нарушил тишину, обращаясь к Трембицкому:

– У вас должны быть веские основания, чтобы привести ко мне этих преступников. Мы не тот тип, чтобы провоцировать людей. Но я пойму вас, если вы объясните мне и откинете мои подозрения.

– Преступников? – воскликнула Вивьен. – Уже объявлен розыск?

– Да. Час назад, – сказал Ганновей. В вечерних новостях. Имена, фото, выдержки из записи переговоров м‑ра Коскинена с Баро. Теперь вы опасные агенты иностранных держав.

– Проклятье! Я надеялся, что у нас еще есть время, – сказал Трембицкий. – видимо дело с китайцами кончилось. Теперь они все силы бросят на нас, Пит.

– Что от вас хочет СБ? – спросил Ганновей.

– Это длинная история, – ответил Трембицкий, – вы услышите ее, если…

– Я знаю, что все члены Экспедиции на Маркс изолированы, и терялся в догадках, почему. Мне очень жаль сына Ната.

– Если ты спрячешь этих молодых людей, то поможешь освободить заключенных, – сказал Трембицкий.