Я знаю закон.

– А может у меня есть приказ?

Коскинен провел языком по пересохшим губам.

– Если у тебя есть согласие президента, то можно сделать проще: пригласить сюда президента и пусть он подтвердит свое согласие. Тогда я выйду отсюда.

– Ты выйдешь отсюда тогда, когда тебе приказано, Коскинен. Сейчас.

– Другими словами у тебя нет разрешения президента и ты знаешь, что ты не получишь его. Так кто из нас нарушает закон?

– СБ имеет право использовать ядерное оружие, имеющееся в ее арсенале, по собственной инициативе в случае экстренной необходимости.

– Какая необходимость убивать нас? Мы просто сидим и никому не мешаем.

Маркус посмотрел на часы:

– Четверть шестого. У тебя два часа на размышление, – и он твердым шагом направился прочь.

– Пит, – Вивьена прижалась к Коскинену. Он почувствовал, что она дрожит. – Он блефует, правда? Он же не может, это невозможно.

– Боюсь, что может.

– Но как это он объяснит потом?

– Придумает что‑нибудь. От нас почти ничего не останется, а его люди, видимо самые преданные ему. Все диктаторы в истории побирали себе таких людей. Так что они подтвердят все, что он скажет, и ему все сойдет с рук.

– Но он же потеряет генератор!

– Это лучше, чем потерять положение. И шанс на более высокое место. Кроме того, он полагает, что его ученые сумеют раскрыть секрет генератора.

– Но ведь секрета уже нет! Мы позаботились о том. Почему ты не скажешь об этом ему?

– Боюсь, что тогда он сбросит бомбу сразу. Ведь мы с работающим генератором потенциального барьера прямые доказательства того, что он лжец и давно изжил себя. ты же понимаешь, что новый экран не сделают сегодня к вечеру. первые образцы будут готовы минимум через месяц. и если Маркус будет действовать быстрее, он и его агенты смогут выследить тех людей, с которыми мы вошли в контакт, и обвинить их в заговоре против протектората и правительство поверит ему, поддержит его так как доказательств противного нет.

– Ясно, – сказала она. Затем она почему‑то отключила свет. мягкий свет, проникающий с улицы, коснулся ее световыми пятнами, обнял мягкими тенями. – Значит, нам остается только ждать.

– Может быть твой бразильский друг, которому ты сообщила все, успеет что‑либо предпринять.

– Может быть. Однако ему придется иметь дело с бюрократией администрации, а он числится в списке подозрительных, так как был знаком с Дженни. Но он журналист. Он должен знать больше уловок, чем остальные люди.

– А как насчет того сенатора, о котором ты говорила?

– Хохенридер? Да, я все рассказала ему. Но я говорила, разумеется, не с ним, а с секретарем, который слушал меня весьма скептически. Может он стер ленту. Ведь в оффисе его наверняка звонят многие по разным пустякам.

– И тем не менее, есть возможность, что твой бразильский журналист расскажет обо всем президенту, а сенатор Хохенридер… и еще кто‑нибудь, кто получит наши данные и смог понять, что происходит, почему мы прибегли к такому необычному способу распространения информации. так что помощь может придти в любую минуту.

– Не надо меня успокаивать, дорогой. Я прекрасно понимаю, что до 7. 15 никто не успеет. Возможно к полудню Маркус уже будет в тюрьме, но мы этого знать уже не будем.

– Может быть, – неохотно признал он. – Но все же здесь лучше, чем в Зодиаке. Смерть будет мгновенной. Никаких мучений.

– Знаю. Это самое худшее. Жизнь в одно мгновение снова превратится в мертвую материю.

– Может ты хочешь выйти? Я могу отключить барьер на полсекунды.