– Если ты спрячешь этих молодых людей, то поможешь освободить заключенных, – сказал Трембицкий. – Нам нужно спрятать их на некоторое время. Может на месяц. Ты знаешь, что в связи с арестом Дэйва все убежища Ната просматриваются агентами. Можешь ты позаботиться об этих молодых людях?

– Где я их спрячу? Здесь? Это смешно. Я, разумеется, сочувствую им, так как они в тяжелом положении. Но почему я должен жертвовать собой, своей семьей, и своим благополучием?

– Разве ты не хотел бы избавиться от Маркуса? – спросил Трембицкий. – У Пита есть кое‑то, что можно использовать в борьбе против него.

Выражение лица Ганновея не изменилось, но он явно взволновался.

– Садитесь и расскажите мне.

– Ты, наверное, не очень веришь мне – сказал Трембицкий. Все‑таки ты и мы с Натом во многом расходимся во взглядах, но ты также знаешь, что мы не провокаторы.

Ганновей покачал головой:

– Да, мы расходимся во взглядах. А кроме того, я действую не один.

Мои союзники не знают вас лично. Их нужно убедить, что риск оправдан.

– Значит окончательное решение примут они?

– Да… Если у вас есть нечто, что поможет сбросить Маркуса и не допустить появления нового шефа СБ… – Ганновей показал кивком на генератор у ног Коскинена. – …то иногда можно рассматривать и на более глобальные действия.

– Возможности прибора очень большие – сказал Трембицкий. – Мы бы не отдали его в ваши руки, если бы не были в безвыходном положении.

Послушай, Карс, только не обижайся, насколько можно верить твоим друзьям?

– Полностью, до тех пор, пока вы хотите того же, что и они.

– Какие же у них цели?

– Почитайте Карнеса и вы все поймете. Мы просто его последователи.

– Так вы утверждаете. Но он же не первый пророк в истории, чье учение извращается его последователями.

– Он еще жив и руководит нами. Профессор в Колумбии. Я часто вижусь с ним. – Он сел, нахмурился и обратился к Коскинену. – Послушай, если это ты, о котором весь этот шум, то тебе принадлежит решающий голос. Что ты думаешь? Ты можешь довериться мне без всякой гарантии, или уйдешь отсюда и забудешь обо мне навсегда? В последнем случае я ничего тебе не скажу, хотя меня самого могут постигнуть крупные неприятности, если тебя схватят и подвергнут психологическому исследованию. Но я надеюсь, что ты доверишься мне.

– Я… – Коскинен облизнул губы. – Я не… я так мало знаю о Земле… я не могу…

Вивьена положила руку ему на колено.

– У него не было времени разобраться в земных делах. Откуда ему знать, кто его друзья?

– Мы не можем долго сидеть и спорить, – сказал Ганновей. – Но, подождите… у меня есть предложение. Почему бы вам не пригласить Карнеса. Он изложит вам свои доктрины, доктрины эгалитарианства. И тогда вы сможете решить, будете ли вы их поддерживать.

– О, мы не хотим, чтобы еще кто‑нибудь узнал, что эти люди с нами, – сказал Трембицкий.

– Это не проблема, – сказал Ганновей. – Он уже много лет с нами. Мы представим вас под вымышленными именами.

– И он явится сюда? – спросил Коскинен.

– Он часто приходит ко мне вечером, чтобы поболтать. Он один на целом свете.

– Значит, нам придется прослушать лекцию по социологии, пробормотал Трембицкий.

– Я думаю, что м‑р Ганновей прав, – сказал Коскинен. – Вам наверно трудно меня понять, но когда мы были на марсе, мы старались выяснить, что необходимо для некого понимания ситуации.