— Нет такой награды, которой ты не заслужил, — искренне сказал Исхак, не чувствуя ни малейшей неловкости оттого, что говорит эти слова Юсуфу после двух лет насмешек, уколов, горящих презрением взглядов; теперь они больше похожи на братьев, вышедших из долгой, но не смертельной вражды.

— Я делал это не ради награды, — сказал Юсуф. — Ты тоже.

— Теперь чем займешься?

Тот ответил не сразу, оглядываясь, будто в последний раз, на рынок Худаир, где лавочники закрывались на день, вливаясь в уличные толпы. Ветер по-прежнему разносил вокруг дохлую саранчу. В лучах скользившего по небу солнца поднималась гнилая дымка.

— Горящая стрела… — пробормотал он, пожав плечами.

— Сказки будешь записывать? — заморгал Исхак.

— Надо только перо привязать к культе, вот и все.

Исхак изумленно, восторженно охнул:

— Откуда начнешь?

— Всегда хотел Индии повидать. Изнутри.

— Главная сказочница как раз здесь, — напомнил Исхак.

— Со временем я ее встречу, если до того дойдет дело. Но искать больше не буду.

— Ее заставишь тебя искать?

— И, возможно, в последний момент меня кто-нибудь у нее украдет. Белокурая красавица.

— Значит, не обижаешься?

— Для обиды у меня нет повода. А вот другие… павшие…

Исхак мрачно кивнул:

— Они будут жить, покоясь в наших сердцах.

Юсуф с любопытством взглянул на него.

— Это на тебя не похоже.

Исхак помолчал, обдумывая замечание.

— Пожалуй, — хмуро согласился он.

— Знаешь, у тебя еще есть талант. Зилл огорчится, даже после смерти, если ты решишь не использовать свой дар.

Исхак пробежался пальцами по снежной бороде.

— Поэт, — возразил он, — должен рябь в пруду поднимать. Нет никаких свидетельств, что Абуль-Атыйя хоть сколько-нибудь возмутил водную гладь.

— Да ведь пруд безбрежен, как океан. Никогда не знаешь, где разобьются волны.

— Я немедленно снова стал бы поэтом, — вымолвил Исхак, обдумывая возможность, — если б это позволило купить тебе лодку. Через год целый флот приобрел бы.

— Ты поэт. Сомневаюсь, чтоб торговля принесла тебе счастье.

— Она даст мне счастье с тобой расплатиться.

— Никакой расплаты не требуется. Мне всегда хотелось совершить благородный поступок.

— Тогда разреши продать хоть один стих. Куплю тебе по крайней мере верблюдицу.

— Обойдусь.

— Далеко не доедешь.

Юсуф беззлобно подмигнул:

— Не забудь, вор всегда вор.

Исхак, кажется, угадал его мысль.

— А ковры никогда не летают, — многозначительно добавил он.

Они шли мимо бани Ибн Фируз, где впервые похитили Шехерезаду, и Юсуф с удовольствием вдыхал розоватый воздух.

— Хорошо видеть новый рассвет. Чувствовать кожей прохладное дуновение. Жизнь стоит беречь. С этим ты хотя бы согласен?

— По-моему, она предпочтительнее смерти, — с трудом согласился Исхак.

Юсуф фыркнул:

— Начало положено. Я уверен, однажды ты снова научишься улыбаться.

— Чтоб тебе услужить, сделаю все, что в моих силах, — пообещал Исхак, впрочем, не удержавшись от последней едкой нотки. — Подразумевая, естественно, что мы с тобой проживем еще неделю.