— Так ты пришел лишь за этим?

Лео задумался.

— Кстати, я женюсь. Но ты не приглашен.

И с этими словами он направился к двери.

— Подожди.

Голос Кейна эхом разнесся по комнате. Не оборачиваясь, Лео взялся за медную дверную ручку.

— Подожди же, черт бы тебя побрал!

Лео поднял бровь, как бы с просьбой заканчивать мысль быстрее.

— У меня есть подарок для тебя… и для твоей невесты.

Бэрронс, конечно, ожидал чего угодно, но такого и предположить не мог. Кейн направился в угол комнаты к изящному секретеру орехового дерева и принялся нетерпеливо перебирать его содержимое. Выкидывал из ящиков бумаги, свитки пергамента, пока, наконец, не отыскал дневник в кожаном переплете. Смахнув с обложки пыль, долго смотрел на него. Лицо герцога было непроницаемым, а Лео все гадал, что за чертову книжку тот достал. И уж как бережно он её держал…

Кейн открыл дневник, со вздохом вытащил пожелтевшую карточку и протянул ее сыну.

С фотографии смотрела молодая женщина с сияющими, широко распахнутыми глазами. Уголки её полных губ тронула чуть заметная улыбка. И хотя в глаза бросалась чудовищных размеров шляпа со страусиными перьями, Лео невольно отметил, как хороша была та женщина. Края карточки казались довольно потрепанными, наверняка, ее часто доставали. И уж явно ею дорожили и берегли.

— Возьми себе, — небрежно бросил Кейн. — Портрет твоей матери.

Взгляд Лео метнулся на герцога.

— Моей… — «Мама».

Он даже не узнал ее. Грудь сдавило, стало тяжело дышать.

На обратной стороне фотографии была памятная надпись.

Для Маргариты… В надежде еще не раз кружить Вас в вальсе, встречать Вас в парке на катке и угощать лимонным мороженым.

— Герцог Казавиан ухаживал за моей мамой?

В глазах Кейна, выглядывающих из-под тяжелых век, мелькнуло презрение.

— Ну, тогда еще он не был герцогом, так, юный балбес, в ту пору только закончил Оксфорд. А женой она стала моей.

Ну разумеется. Редко когда Кейн не получал желаемое. Лео со злостью сжал зубы. Не по этой ли причине знатные семейства Кейн и Казавиан питали друг к другу вражду?

— Вряд ли кто считал меня хорошим или милым. Я таков, каким воспитал меня мой отец, каким в свой черед пытался воспитать тебя я. Герцог. Сильный и властный. А Маргарита… она изменила меня, пусть и ненадолго. С нею я был счастлив. А когда потерял ее, моя жизнь погрузилась во мрак, только ты у меня и остался. Я даже не мог смотреть на тебя, не вспоминая о том, что натворил.

Кейн нервно перебирал складки на рукаве.

— Ты, конечно, думаешь, что я презирал ее, а я ведь… — Его голос сделался грубым. — Никогда не прощу себе, что не уберег мою Маргариту. Уже потом врачи сказали, что ей вообще нельзя было рожать. Мне следовало оставить её в покое.

Хватит. Кейн пытался его разжалобить, но ничего не выйдет.

— И кто же сочинил эту прелестную речь?

Стоит отдать ему должное, герцог не стал отпираться.

— Мэдлин. Похоже, она считает… — Кейн вздохнул и сухо добавил: — Я не мог выразить словами то, что чувствовал, и тогда она мне…

Помогла.

— Береги ее. Возможно, однажды у тебя только она и останется.

— Лео…

— Ты даже не разрешал произносить ее имя, не показывал ее фотографии, почему?

Еще можно понять, зачем отец лишал его сна, подвергал жестким наказаниям, постоянной муштре… но все остальное…

— Я не хотел, чтобы что-то напоминало о ней.