Это была просторная нарядная комната. Султан по­лулежал на широкой, расшитой по краям серебром от­томанке, а на ковре, у его ног, сидела молодая красивая одалиска, играла на лютне и тихонько напевала итальян­скую песенку.

Кара-Мустафа низко поклонился.

Одалиска мгновенно прервала пение, опустила на лицо вуаль и удалилась в боковую дверь. Главный евнух тоже вышел.

Султан приподнялся. На его располневшем, холеном лице промелькнуло выражение напускного недовольства и досады.

– Великие визири, вероятно, придуманы аллахом для того, чтобы султаны не имели спокойной жизни, – сказал он капризно. – Ты напугал эту маленькую итальянскую пташку, и она убежала...

Кара-Мустафа поклонился еще раз.

– Признаю свою вину, мой властелин, но, к сожа­лению, и у преемника пророка на земле есть обязанности, хотя, не скрою, их значительно меньше, чем у великих визирей... И эти обязанности заставляют меня беспокоить моего падишаха даже в светлую пятницу.

Султан в знак согласия кивнул головой.

– Ну ладно, ладно... Рассказывай, что случилось!

– Мой повелитель, – начал тихо Кара-Мустафа, – после победной войны против урусов...

– Эта победа очень дорого мне обошлась, – мрачно перебил его султан. – Пусть в будущем хранит нас аллах от таких побед!

Великому визирю не понравились слова султана, он сделал вид, что не расслышал их, и вновь повторил то, с чего начал. Но теперь в его голосе зазвучали метал­лические нотки, которые он иногда позволял себе в раз­говоре с султаном, когда подсознательно чувствовал, что тот пребывает в состоянии душевной расслабленности и не разгневается на него.

– Мой повелитель, после нашей победы на севере мы сразу же начали готовиться к войне на западе... Сейчас на­стало время принять решение. От паши Ибрагима есть до­несение. Наши разведчики в Австрии сообщают, что вен­ский двор тоже не дремлет... Император Леопольд с бла­гословения папы Иннокентия направил послов в Варшаву к королю Яну Собескому, чтобы договориться о союзе...

– Что? Они все еще хотят подписать договор?

– Да. К ним присоединяются немецкие курфюрсты.

Магомет вскочил с оттоманки. Сообщение взволновало его.

– Мы уничтожим их всех до единого! – воскликнул он. – Мы загоним их всех на галеры! Ведь у Собеского и десяти тысяч воинов не наберется!

– Однако говорят, что он обязуется выставить сорок тысяч.

– Хотел бы я видеть эти сорок тысяч! Откуда он их возьмет? Казна его пуста!

– Зато у папы много золота... Даст Ватикан!

– Гм... ты, кажется, прав... Какое же войско может собрать этот бездельник Леопольд?

– Леопольд, как доносят лазутчики, будто бы обещает будущим союзникам выставить против нас шестьдесят тысяч... Ну а если точнее, то, я думаю, тысяч сорок...

– А курфюрсты?

– Те приведут тысяч двадцать... самое большее – тридцать...

– Ну что ж, тогда мы бросим на Вену вдвое боль­ше! – запальчиво воскликнул Магомет. – я сам поведу это войско – сотру в порошок Австрию и Ляхистан! Уничтожу проклятых гяуров...

Последние слова султан произнес уже без пафоса, вяло, и великий визирь чуть заметно улыбнулся в бороду, потому что знал: запальчивости падишаху хватает нена­долго.

– Мы должны разбить их, прежде чем они объеди­нятся, мой повелитель, – почтительно, но твердо сказал великий визирь. – Я уже послал Ибрагим-паше приказ склонить на нашу сторону Текели...

– Правильно сделал.

– И подтягиваю войска к столице, чтобы наияснейший падишах, как только сочтет нужным, мог направить их на врага. На этих днях соберем диван – сообщим высочайшее решение.

– И это правильно... Что еще?

Кара-Мустафа понизил голос:

– Мой могущественный повелитель, светоч боже­ственной мудрости, тот презренный гяур, гетман Юрий Ихмельниски, как я докладывал, оказался недостойным высочайшего доверия.