Что же она делает? Какое она имеет право видеть ужасы там, где их нет? Кому какое дело до ее прежних переживаний, несчастий и воспоминаний? Перед нею гость, иностранец, которого она должна принять, как гостеприимная внимательная хозяйка, а она!

- Простите, - вежливо улыбнулся доктора заведующей, - я чуть не споткнулся. Как будто и нет ничего под ногами, а такое впечатление, словно там что-то…

- Просим чувствовать себя у нас совершенно свободно, - поклонилась заведующая. - Мы рады вас приветствовать, нам очень приятно…

Слова катились с одной стороны и с другой, отшлифованные многолетней практикой цивилизованного общения людей, уже и не слова, а просто валуны цивилизации, под которой похоронено все, что идет от живых чувств, от естественных движений, от самочинных действий. Один стоял перепуганный насмерть, но не подавал вида, хорохорился, надувался, корчил из себя культурную персону, которая заскочила в глухой закуток Европы, чтобы внести сюда хоть каплю света и отголоски великих интернациональных центров. А другая строила из себя приветливую хозяйку, а сама с изумлением, возмущением, с ненавистью допытывалась неведомо у кого: «Неужели это он? Неужели он осмелился сунуться к нам? Неужели он и до сих пор ходит по земле безнаказанно?»

Все расчеты, которые Кемпер с такой тщательностью вел перед тем, вмиг вылетели у него из головы. Он жаждал теперь как можно быстрее выскочить отсюда, прыгнуть в свою шкоду и мчать к границеГ Вспомнил, что Чехословакия тоже коммунистическая страна, и его могут задержать еще и там, если отсюда…

А Софии страшно хотелось закрыть глаЗа, крепко смежить веки, изо всех сил сжать их и держать так долго-долго, чтобы потом, глянув перед собой, не увидеть больше линялого немца и успокоить себя мыслью, что всо увиденное - призрак. Ибо все могло быть на свете, цо никогда не поверит она, чтобы тот немец появился перед ее глазами живым и здоровым!

Так и разошлись оба, неся каждый свое.

Снова, как с батюней Отрубой, выскользнул Кемпер целый и невредимый, ибо велика доброта людская, а еще больше - нерешительность, которая часто останавливает нас даже на пути правосудия.

11.

Проверяя надежность осады, ехали по горам и долам полковник Нелютов и капитан Шепот. Перебирались через размытые потоки, огибали белые, выполосканные ливнем скалы. В долинах пахло разогретым на солнце чеб-рецом, а вверху - дикой рутой. Кони шли так близко, что терлись боками, а полковник и капитан голенищами сапог. Позвякивали стремена, цокали подковы, и казалось, лто это тревога цокает подковами. Капитан все рвался вперед, полковник сдерживал его, успокаивал:

- Не выскользнет! Людей расставили хорошо.

- Да вроде бы… но…

- Был у меня когда-то такой случай. Три дня искали. Нашли коня. Щиплет себе травку. Ох, и ругал меня тогда такой вот полковник, как теперь я!

- Бывало со всеми.

- А то как-то на турецкой границе раз… Речушка там так себе. Половина села наша, половина их. Речушка - посредине. Докладывают мне: плывут к нашему берегу два ведра, опрокинутые кверху дном. Я - к начальнику. Рапортую: так, мол, и так. Начальство велит: выловить ведра и организовать охрану. До самого вечера сторожили мы пустые ведра. Никакой шайтан не вылез из них… Ты веришь, что твои хлопцы не ошиблись?

- Проверяем. Пустили собаку. Я приблизительно набросал несколько возможных маршрутов, по которым мог идти нарушитель. Может, где-нибудь собака и зацепится.

- Если в самом деле он здесь, то не удерет… Конечно, если своевременно заметили…

- Могли бы и не пропустить. Сержант Гогиашви-ли - опытный пограничник.

- Потому и заметил, что опытный. Иначе мы бы с тобой сейчас спокойно распивали чаи, а нарушитель продвигался своим маршрутом да посмеивался.