Он как раз интригующе возвестил:

— Теперь второй нос! — и я заподозрила, что некоторые уже надегустировались так, что у них двоится в глазах.

Но оказалось, что вторым носом знатоки называют фактически второй понюх. То есть вино надо было пообонять, потом покрутить бокал в руке и снова вдумчиво понюхать взволнованный напиток, дабы ощутить ароматы, которые откроются. Не всем, конечно. Мне вот, если честно, ничего не открылось.

— Ну-у-у-у? Ощутили изысканную нотку черных ягод? — с надеждой вопросил сомелье.

— Бузины, что ли? — ляпнула темная, как те ягоды, я, и все посмотрели на меня с превосходством, а сомелье еще и с жалостью, как на ущербную.

Я огорчилась и в утешение себе сгребла в свою тарелку все вкусные орехи.

— А теперь гасконское! — объявил сомелье, заламывая воображаемую шляпу и пока-пока-покачивая перьями на ней.

Гасконское пошло, как мушкетеры на парад — красиво и четко. Знатоки погрузились в обсуждение послевкусия. Я под шумок утянула себе плошку с инжировым вареньем и булку. С учетом отсутствия обеда они сочетались друг с другом и со мной неимоверно гармонично.

Рейнское вино, поданное следующим номером, возлегло на булку с вареньем, как принцесса на перину без горошины.

Жить стало заметно лучше и значительно веселей.

Потом мы дегустировали калифорнийское, чилийское, новозеландское и грузинское. Сомелье рассказывал много интересного и условно полезного. Например, что такое-то вино надо не просто пить, а как бы жевать, иначе вкус не тот. Жевать вино у меня лично не получилось, но сам процесс в исполнении искушенных коллег чрезвычайно порадовал — такие смешные гримасы не в каждой комнате смеха увидишь! А вкус вина мне приглянулся. И цвет. И запах. Хотя «свойственную дорогим винам нотку скотного двора» я вообще-то не уловила, да и слава Бахусу!

Зато я заметила выразительную жестикуляцию Трошкиной, которая сидела от меня слишком далеко, чтобы нормально переговариваться, а не семафорить друг другу. Талантливо исполнив мимический этюд «Пойдем, выйдем!», Алка выбралась из-за стола и, оглядываясь на меня, потрусила к основному зданию ресторана.

— Ты вроде уже бегала в дамскую комнату? — догнав подружку, спросила я. — В чем дело? У тебя от вина расстроился желудок, и теперь нужен верный оруженосец, чтобы организовать бесперебойную подачу в кабинку туалетной бумаги?

— Ничего подобного, я просто хочу тебе кое-что показать.

— В туалете? — Я несколько шокировалась.

Последний раз мне в туалете что-то показывали в старшей группе детского сада.

— Помолчи и посмотри! — Трошкина подвела меня к деревянной решетчатой панели, отгораживающей уютный закуточек в углу зала.

От главного входа он был дальним, а от двери, ведущей со стороны беседки, оказался ближним и помещался как раз напротив туалета. Тут было темновато, в полумраке я не доглядела и едва не сбила, как кегли, какие-то бутылки. Выстроенные в колонну по три, они тянулись вдоль стены коридора с заходом в зал.

— Что за хрень?!

— Тихо! — шикнула на меня Алка и прищурилась на этикетки. — Это не хрень, это… Не знаю, что это.

— Эр Эс Эр Эс. — Я озвучила странно кривенькие латинские буквы. — Что бы это значило?

— Да какая разница? Какое-то пафосное пойло. Ты в дырочку-то посмотри!

Я послушно заглянула в просвет решетки и увидела мягкие диванчики, а на них — нашу Зару Рафаэловну и какого-то мужика. Между ними был стол, на котором гордо высились винная бутылка и пара бокалов, каковой натюрморт сам по себе уже выдавал неформальный характер встречи. Чтоб мы уж вовсе не сомневались, кавалер держал холеную лапку Заразы в своих руках, методично полируя костлявую конечность дамы в промежутке между кольцами от Булгари и часиками от Картье.