В ту же ночь убили Глеба. Вацлав пришел, чтобы сказать ей это. Жанна открыла дверь - сонная, растрепанная, потерянная, такая желанная. Белый банный халат, спутанные кольца волос, темная родинка на шее... Он должен был сообщить ей о смерти ее парня, а сам пялился на эту родинку и больше всего на свете мечтал снова коснуться ее губами.

   - Глеба нет, - буркнула она.

   - Я знаю.

   Он шагнул за порог, споткнулся о стоящие у порога пакеты со вчерашними покупками и с досадой пнул их. Чертова ведьма, что она с ним творит?! В ней ведь нет ничего особенного, у него были женщины куда шикарнее - та же Беата, например. Что же с ним происходит? Он смотрел на Жанну и пытался отыскать в ней изъяны: ветер в голове, одни шмотки на уме...

   Он не знал, как ей сказать о Глебе, а она дерзила и показывала, что ему не рада. Он пришел с печальным известием, а мечтает затащить ее в постель.

   Видно, что-то полыхнуло в его глазах, потому что Жанна вдруг ощетинилась, как потревоженный ежик:

   - Только не надо меня запугивать спецэффектами. Напрасная трата времени. Я теперь в курсе своих истинных возможностей и сумею за себя постоять.

   Огонь желания в его глазах она приняла за угрозу. И он вдруг потерял контроль, выдернул ее из-за стола и прижал к стене, мысленно срывая с нее халат. Ладони сжали ее шею, и от поцелуя их отделяла доля секунды, когда Жанна вдруг полупридушенно пропищала:

   - Пусти...

   Что же он творит-то? Он в смятении разжал пальцы. Жанна закашлялась, с испугом глядя на него. Стараясь не выдать себя, он отпрянул и прорычал хриплым голосом, молясь, чтобы она приняла страсть за гнев:

   - Ты - ничто. И если кровь Жана вскружит тебе голову, я сам позабочусь о том, чтобы ты успокоилась навсегда. Понятно?

   Откуда только взялись эти слова, сказанные ему Аристархом после экстренного совещания старейшин в ту ночь, когда Жан обратил новенькую? Глеб должен был стать ее контролером. Вацлаву в случае угрозы поручили незамедлительно избавиться от проблемы. Он еще тогда и понятия не имел, что у проблемы самые желанные губы на свете и восхитительная родинка на шее...

   А потом Жанна рыдала, скорчившись на полу, пряча лицо в свитер Глеба, и его сердце разрывалось одновременно от ревности к убитому и от боли, потому что больно было ей...

   - Исключено, - отрезал он, услышав просьбу Жанны участвовать в поисках убийцы. Невыносимо будет видеть ее каждый день, чувствовать запах ее кожи и оставаться внешне безразличным. С каждой их встречей ему все сложнее сдерживаться. Он пойдет на все, лишь бы вынудить ее отказаться от своей затеи... Но он даже не мог представить, что она напомнит ему об Эвелине.

   - Я не знаю, кем была тебе та светловолосая девушка, которую ты потерял, - выкрикнула она ему вслед, - но я могу понять твою боль...

   Откуда она могла узнать? Он не рассказывал об этом никому. Эвелина была его страшной тайной, его смертельной раной, поселившейся в сердце много лет назад. И сейчас слова Жанны ударили по этой ране, как свинец снайпера, точно выверив место для выстрела.

   И был только один способ спастись, не дать этой боли выплеснуться наружу, запечатать вскрытую рану. В глазах Жанны мелькнул испуг: она решила, что он ее ударит, но он лишь рывком привлек ее к себе, вобрал всем телом ее спасительное тепло, вдохнул полной грудью живительный аромат ее волос. И остановившееся было сердце вновь забилось-застучало, грозя вот-вот вырваться из груди.

   - Извини, - пробормотал он.

   А когда Жанна повторила свою просьбу, он уже не смог ей отказать.

   На следующий вечер они сидели в офисе Гончих.