Я ничего не ответил.

— Так эта Натали Эйвери, которую тебе вдруг так срочно понадобилось найти, и есть то пламя?

Какой смысл было врать?

— Да.

Она остановилась и посмотрела на меня снизу-вверх.

— Это очень больно?

— Ты себе даже не представляешь.

Шанта Ньюлин кивнула и пошла дальше, оставив меня позади.

— Я найду её адрес до конца дня.

Глава 7

По телевизору детектив всегда возвращается на место преступления. Или, если подумать, то, может быть, это преступник делает так. Неважно. Я был в тупике, поэтому решил вернуться туда, откуда всё началось.

Усадьбы в Вермонте.

Лэнфорд был всего лишь в сорока пяти минутах езды от границы Вермонта, и ещё два часа до того места, где мы с Натали впервые встретились. Северный Вермонт — сельская местность. Я вырос в Филадельфии, а Натали была из Нью-Джерси. Мы не знали такой сельской жизни. Да, сторонний наблюдатель может отметить, что в таком уединённом месте любовь будет процветать. Возможно, я даже соглашусь, или, возможно, я укажу на то, что в отсутствии других отвлекающих факторов, как, скажем… всех отвлекающих факторов, любовь может задохнуться под тяжестью чрезмерной близости, что является доказательством того, что это было нечто больше, глубже, чем просто курортный роман.

Солнце начало садиться к тому времени, когда я подъехал к своей старой усадьбе по 14-ой дороге. Натуральным хозяйством, расположившемся на шести акрах, управлял Дарли Уонатик, писатель в уединении, который подвергнул критике работу усадьб. Для тех, кто не знает, натуральное хозяйство — это хозяйство, которое обеспечивает основные нужды его владельца и семьи без излишков для продажи. Короче говоря, вы выращиваете урожай, едите его, но не продаёте. Для тех, кто не знает, кто такой писатель в уединении, и почему это человек может критиковать ваши тексты, и это означает, что Дарли владел собственностью и вёл ежедневную колонку о покупках в бесплатной местной газете «Бакалейщик Крафтборо». В усадьбе бывало по шесть писателей одновременно. У каждого писателя была своя спальня в главном доме и хижина или «коттедж для работы», в котором они могли писать. Мы все встречались вечером за ужином. И всё. Здесь не было интернета, телевизоров, телефонов, да, был свет, но не было автомобилей и ни одного предмета роскоши. Лишь коровы, овцы и курицы бродили вокруг. Сначала это было успокаивающим и расслабляющим, и я наслаждался отсутствием связи с внешним миром и уединением где-то, эм, три дня, а потом мои мозги начали ржаветь. Кажется, идея заключалась в том, что, если заставить писателя смертельно скучать, он или она, чтобы спастись от скуки, будет много писать в блокноте или на ноутбуке. Это работало какое-то время, а затем у меня появилось ощущение, как будто меня заперли в одиночной камере. Однажды я провёл остаток дня после обеда за наблюдением за колонией муравьёв, которые носили хлебные крошки по полу «коттеджа для работы». Я был настолько очарован этим развлечением, что разложил хлебные крошки по разным углам, чтобы создать некое подобие эстафеты для насекомых.

И даже ужин с моими коллегами по писательскому уединению был не очень-то хорошим отвлечением. Они все были псевдоинтеллектуалами, которые писали новый великий американский роман, а тему моей диссертации подбросили вверх, и она приземлилась на кухонный стол с глухим стуком кучей ослиного навоза. Иногда все эти великие американские писатели, напустив драматизма, читали свои работы. Их работы были претенциозными, утомительными, заключающими в себе всё внутреннее дерьмо авторов, написанное в прозе, лучшем описанием им могло бы послужить: «Посмотрите на меня! Пожалуйста, посмотрите на меня!» Естественно, ничего такого я не произнёс вслух.