5. Без гроша в кармане.

6. Беглец из частной школы.

Я не хочу, чтобы меня судили или жалели; я просто хочу побыть в тени, пока осматриваюсь.

В моей старой школе имелся стандартный набор из качков, зубрил, ботаников, неформалов и крутых. Еще были носки разнопарки вроде меня. Технически меня следовало бы отнести к ботаникам, но с ними я тусоваться не стал бы ни под каким видом.

Положение «в остатке» не способствует установлению прочных связей, так что это чистое везение, что мы с Фредом стали друзьями.

Вы, наверное, думаете, почему мне пришлось уйти из школы, раз я такой умный? Почему мне не дали дотацию? Она была, только не покрывала всей платы за обучение. Мама пришла объяснить нашу семейную ситуацию в надежде, что меня переведут на бесплатное обучение. Но нам отказали.

– Им же хуже, – сказала она. Но я мог бы поклясться, что она была задета до глубины души.

Директор сказал, что они могли бы освободить от оплаты только «отличника и активиста». Тем самым он, вероятно, намекал на мои скромные успехи в спорте. Кроме того, в частных школах очень важно участвовать в «жизни школы» – выступать в художественной самодеятельности или в дискуссионном клубе. А я предпочитал всегда отмалчиваться.

* * *

Я пришел слишком рано.

Зайти – целое испытание. Я никого не знаю и чувствую себя лимоном в яблочном лотке. Очень хочется развернуться и пойти домой.

Но я беру себя в руки. Не каждому выпадает шанс начать с чистого листа. Я могу стать кем угодно. «Задрот», «беспонтовый», «ботаник» – я могу сорвать эти ярлыки, и пусть они остаются в прошлом. А вдруг я впишусь? И стану яблоком.

– Утырок! Эй ты, утырок! – доносится до меня чей то вопль.

Я оборачиваюсь.

Зачем? Ну зачем я это делаю?

Вопивший и его дружки разражаются истерическим хохотом.

– Ну, ты прошел проверку, утырок.

Им весело. У них хорошее начало дня. Радостное уханье и похлопывание по спинам.

Не реагируй. Не доставляй им этого удовольствия.

Могло быть хуже, соображаю я. Рядом могла оказаться Эстель. И, как по заказу, когда я поворачиваюсь, чтобы идти в главный корпус, она уже тут с двумя подружками. Разумеется, они все слышали.

* * *

Значит, не разочарование, а ужас. Эстель в моем девятом классе. И «утырок» тоже. Его зовут Джейсон Дойл, и погоняло у него тошнотворное – Джейзо.

Класс делится на четкие группы: Джейзо с компанией – альфа самцы; «крутые» – креативный вариант школьной формы, на новичка – ноль внимания; дружелюбные на вид фрики, приветливо кивающие – страшно представить, сколько времени они потратили на свой хаер и пирсинг; кучка ботанов, толкующих о математике; блондинки, застрявшие в подростковом формате Америки 1980 х. Почему им никто не объяснил, что «вот еще – чё за дела – такая – типа – это самое – вообще – по любому – тухло», а «так то – не клево или классно»? Я подстраиваюсь. В общей сложности у них двадцать взаимозаменяемых слов – очень минималистично, как мне кажется. И последняя стайка – прекрасная Эстель со своими прекрасными подружками – увлеченные тихой серьезной беседой, с отрешенными лицами парящие над сбродом. Остальные – ни о чем, по первому впечатлению – просто балласт.

Как бы эти группы ни старались отличаться друг от друга, их объединяет одно: они строятся на взаимоотношениях – на том, чего мне так явно не хватает.

Среди общего галдежа, который всегда возникает перед приходом учителя, когда звонок уже прозвенел, я наблюдаю за тем, как Джейзо предлагает проверить на прочность свой, по общему признанию, твердый как сталь брюшной пресс.