— — Ну ладно, — сказал Кэлхун, явно не желая продолжать разговор, — вам, конечно, лучше знать — у вас, по‑видимому, большой опыт по части того, как дурачить публику. Я над такими вещами никогда не задумывался, мое дело — настоящая наука. Если я больше вам не нужен, майор, я пойду, мне нужно работать.

— — Конечно, полковник. Конечно! Продолжайте свою работу, она для нас важнее всего. — Но когда Кэлхун вышел, Ардмор задумчиво добавил: и все‑таки не понимаю, почему психологию масс нельзя считать наукой. Если бы кто‑нибудь из ученых в свое время взялся всерьез исследовать то, что прекрасно знает из опыта любой рекламный агент или политик, мы бы, может быть, теперь не оказались в таком положении.

— — Кажется, я мог бы вам ответить, — скромно заметил доктор Брукс.

— — Что‑что? А, конечно, доктор. Что вы хотите сказать?

— — Психологию не считают наукой, потому что там все слишком сложно. Ученые мыслят упорядочение и любят ясность. Таких областей знаний, где ясности не хватает, они стараются избегать, а тяготеют к тем, где ее внести сравнительно легко — например, к физическим наукам. И получается, что в более сложных предметах предоставляется разбираться практикам. Например, есть достаточно строгая наука термодинамика, но вряд ли в ближайшие годы появится наука психодинамика.

Уилки повернулся к Бруксу:

— — Вы в самом деле так считаете, Брукси?

— — Конечно, мой дорогой Боб.

Ардмор постучал по столу.

— — Это очень интересная тема, и я с удовольствием продолжил бы вашу беседу, но сейчас хватает дел поважнее. Вернемся к нашей церкви в Денвере, — у кого есть еще какие‑нибудь предложения?

Глава 6

— — Очень рад, что мне не придется этим заниматься, — сказал Уилки. — представления не имею, с чего начинать.

— — Очень может быть, что вам все‑таки придется этим заняться, — возразим Ардмор. — И всем нам тоже. Черт возьми, была бы у нас хоть сотня‑другая людей, на которых можно положиться! Но их нет, а нас только девять человек ( — он помолчал, барабаня пальцами по столу. — Всего девять!

— — Вам никогда не заставить полковника Кэлхуна изображать из себя проповедника, — заметил Брукс.

— — Ну хорошо, значит, восемь. Сколько в Соединенных Штатах городов, Джефф?

— — Фрэнк Митсуи тоже не годится, — продолжал Брукс. — И, уж если на то пошло, я хоть и не отказываюсь, но не представляю себе, чем могу быть здесь полезен. С таким же успехом я мог бы давать уроки танцев.

— — Не волнуйтесь, доктор, я в этом понимаю не больше вашего. Будем импровизировать на ходу. К счастью, никаких правил в этих играх не существует, — можем изобретать свои собственные.

— — Но как вы добьетесь, чтобы это звучало убедительно?

— — А нам не надо, чтобы это звучало убедительно. Мы не собираемся никого обращать в свою веру. С теми, кто уверует по‑настоящему, будут только лишние хлопоты. Нам нужно одно — чтобы наши повелители сочли новую религию законной. А для этого особой убедительности не понадобится — всякая религия при ближайшем рассмотрении выглядит глуповато. Вот, например ( — Ардмор поймал взгляд Шира и сказал: — Прошу прощения, я никого не хочу обидеть. Тем не менее это факт, и мы должны им воспользоваться в военных целях. Возьмите любую религиозную мистерию, любой теологический догмат — если пересказать их на обычном языке, всякому нормальному человеку станет ясно, какая это сущая чепуха. Начиная от ритуального, символического поедания человеческой плоти и крови, которое практикуют все христианские секты, и кончая прямым людоедством, которым занимаются дикари.