—  Не дрейфь, Мартышка! — со злым азартом приговаривал Митяй на ходу. — Помирать — так с музыкой!

   Тем временем отовсюду неслись резкие выкрики охраны и топот множества ног: как видно, корейцы успели обнаружить, что пленники упорхнули из клетки.

Ситуация осложнялась.

   Теперь мало было отыскать выход, требовалось еще и добраться до него целыми и невредимыми.

   —  Шевелись, не отставай! — приговаривал Митяй, время от времени бросая взгляд за спину, и убеждаясь, что мальчишка движется следом. — Сталь ломается, но не гнется, боец погибает, но не сдается!

   Ничего, кроме этих пионерских глупостей, на ум не шло, однако важнее смысла любых слов был теперь их пришпоривающий ритм. Все равно пацан ни фига не понимал, главное, чтоб держался и не отставал.

   Из-за поворота внезапно на беглецов налетел огромный бородач. Казалось, будто у него вовсе не было лица, — борода плавно переходила во взъерошенную шевелюру, и лишь глаза зыркали из курчавых зарослей зло и яростно.

   Заревев, бородач сцепился с Митяем, и вдвоем они покатились по грязному полу. Оцепенев, мальчишка наблюдал за ходом схватки.

   Сильными руками бородач стиснул горло противника.

Митяй сипел и пытался вывернуться, но у него не слишком-то это получалось.

Он колотил пятками по полу, стараясь изловчиться и заехать бородачу в пах.

   Глаза его налились кровью и вылезли из орбит. Митяй задыхался.

   Казалось, схватка, не успев толком начаться, уже была безнадежно проиграна.

   Когда бородатое лицо низко наклонилось над лицом Митяя, закрывая все вокруг, и Митяй услыхал в ушах отчаянный звон, как всегда бывает при агонии, он вдруг почувствовал, как дернулись и внезапно стали слабнуть цепкие пальцы противника. На щеку капнуло что-то вязкое.

   Бородач судорожно потянулся всем телом, а потом стал заваливаться на спину.

   Глаза его закатились, и обнажились желтоватые, изрисованные сеткой бордовых прожилок выпуклые белки.

   Бородач умер прежде, чем Митяй успел что-либо сообразить.

   Рядом, трясясь, как осиновый лист, стоял корейский мальчуган. В руках он сжимал окровавленный обрезок трубы — орудие убийства и победы.

   — Ну ты даешь!.. — только и смог пробормотать Митяй, вскакивая на ноги.

   Времени на благодарственные излияния не было. Из глубины коридора, топоча ногами, бежала орава преследователей.

   Митяй сгреб пацана в охапку и толкнул первую попавшуюся дверь.

   За дверью обнаружилась витая лестница — ржавая от сырости.

   Грохоча подошвами по ветхим ступеням, Митяй в мгновение ока взлетел на верхнюю площадку. Пацана он сжимал под мышкой, как сверток.

   Перед беглецами открылось нечто вроде чердачного помещения — темное пространство, перекрещенное грубо струганными стропилами. По углам в полутьме высились груды хлама, а из полуоткрытого слухового оконца неслись истерические вопли. Как видно, весь лагерь по тревоге был поднят на ноги.

   Вскочив на ноги, мальчишка затравленно огляделся. Митяй схватил какой-то полуразвалившийся шкаф и, не мешкая, спустил его по ступеням.

   Снизу донеслись крики и ругательства.