— Стало.

— Что и требовалось доказать. Значит, это нервная реакция. Ты пережила потрясение оттого, что Стюарт узнал о твоих похождениях и осмелился тебя судить. Чтобы спастись, ты хочешь обнять своего палача. Стюарт стал препятствием на твоем пути: только что все было хорошо, и вот — на тебе. Ты переболеешь Стюартом и прибежишь назад к Гарри. Он тебя утешит. Разве не так все будет… моя дорогая… жена?

— Нет. Вряд ли. Боже, как ты холоден! Ты никогда не ведешь себя естественно.

Мидж подняла голову, чуть приоткрыв рот. Она уже не плакала.

— А ты бы хотела, чтобы я кричал, бил посуду? Я только что, и часа не прошло, узнал о том, что у тебя не первый год есть любовник. Что моя счастливая жизнь, оказывается, была заблуждением. Я не выплескиваю свои страдания в форме гнева.

— Похоже, тебя это не так уж сильно волнует.

— Как же не волнует — это повредит моей практике! Кто придет со своими бедами к человеку, не сумевшему понять даже свою жену? Как, по-твоему, я себя чувствую, будучи выставленным на всеобщее посмешище? Столь сомнительная слава меняет людей, а это только самое начало. Скоро начнут названивать журналисты, фотографы соберутся у дверей. Для тебя все будет как в старые времена, но на этот раз тебе не понравится.

— Ты холодный и рассудительный, ты все взвешиваешь, а теперь даже говоришь об этом несерьезно. Тебя ничто не волнует.

— Может быть, я и идиот и, возможно, далекий от идеала муж, но я очень любил тебя и продолжаю любить. Однако теперь ты не можешь ждать, что я открою перед тобой сердце — в этот момент, в этих обстоятельствах. Я застаю тебя с Гарри, он убегает, ему нечего сказать, ты не предлагаешь никаких извинений, да их и быть не может. Передо мной непреложный факт твоей страстной любви к другому мужчине и твое хладнокровное желание скрыть этот факт от меня. Я должен защищаться, и я немедленно начинаю защищаться. Я не позволю тебе и Гарри искалечить мою жизнь. Я глубоко оскорблен. Мое представление о тебе, мои мысли о тебе были самые высокие…

— Ты принимал меня как должное.

— Конечно. Я абсолютно доверял тебе. Мой дом, мой брак — единственное, в чем я был полностью уверен. Моя любовь к тебе была отдохновением. И вот я узнаю, что ты систематически лгала мне, внимательно следила за моим расписанием, чтобы я не помешал тебе, устраивалась так, чтобы оставаться со своим любовником, желала его, думала о нем. Даже когда ты говорила со мной, ты была с ним.

— Нет, я не чувствовала ничего подобного.

— Ты хочешь сказать, что не воспринимала свои поступки как ложь? Тебе казалось, что в его присутствии я словно ухожу в небытие, а значит, повредить мне невозможно! Ты отвергала мое существование, смотрела на него сквозь меня. Ты извиняла себя тем, что твое чувство к нему было живым и настоящим, а ко мне — старым и высохшим.

— Я была влюблена.

— О да, если любовь, то можно все.

— Прости… я не думала, что все так.

— Я не хочу говорить об этом, — заключил Томас. — Скандал ни тебе, ни мне не поможет. Я не хочу устраивать сцены, чтобы потакать твоим эмоциям. Тебе лучше побыть одной и разобраться в себе. Я не буду мешать. Соберу вещи и уеду в Куиттерн. Реши, чего ты хочешь, и дай мне знать.

Я не стану давить на тебя и помогу реализовать тот план, который ты составишь. Ты свободна принимать любые решения. Кроме одного. Если мы расстанемся — или когда мы расстанемся. — Мередит останется со мной.

— Мы придем к цивилизованному соглашению, — сказала Мидж, и у нее снова потекли слезы.