Он убежал к Томасу, потом к… Но теперь все это было кончено. Он начал сначала, у него не осталось никаких дел, кроме как найти Брауни и быть с ней — рассказать ей все, сбросить груз своих тревог ей под ноги. Он думал об этом, поднимаясь по лестнице в свою комнату, где провалился в яму сна.
После возвращения из Сигарда Эдвард провел еще две ночи в своем прежнем жилище, в той комнате, в ожидании Брауни. От бессмысленной траты времени и из-за отсутствия Брауни он впал в тоску и безумие, а когда стало темно, стал думать о Джессе, который лежит там один под своим камнем между тисами. Он представлял, что Джесс лежит с открытыми глазами и тихо дышит. Потом он вспомнил искалеченное тело Марка Уилсдена, которого кремировали. Эдвард лег в кровать измученный, но уснуть не мог. На следующий день ближе к вечеру он отправился домой. Когда он вошел в знакомый дом и услышал знакомые голоса (отец и старший брат внизу в соседней комнате разговаривали о совершенно других вещах), ему стало спокойно, как в детстве, хотя он все время боролся с этим чувством. Азалия, которую Мидж подарила, чтобы «приободрить его», хотя и отцветшая, снова заняла свое место в его спальне — маленькое зеленое деревце. По пробуждении Эдвард почувствовал себя сильным и способным принимать решения. Он решил, что пойдет в дом миссис Уилсден и спросит про Брауни. У него не осталось ничего, кроме Брауни, только она напоминала ему о его миссии, его испытании, его наказании, и это стало для него самым главным, потому что от этого зависело все.
— А где Гарри? — спросил Эдвард.
Он приготовил себе кофе на кухне, а потом обнаружил Стюарта, который читал в гостиной. Солнечные лучи проникали в зеленую комнату, выбеливая зеленые панели, которые выцветали на глазах; солнце сверкало на позолоченных купидонах, державших зеркало Ромулы. Стюарт сидел в похожем на короб кресле рядом с роялем и читал книгу. Эта атмосфера сразу же вернула Эдварда в прошлое. Был первый день летних каникул. Свобода, никаких дел.
— Он у себя в кабинете, — ответил Стюарт. — Звонит своему издателю.
— Издателю?
— Да. Здорово, правда? Он написал роман, и его собираются издать! Он звонит в Италию; у издателя вилла на Неаполитанском заливе с видом на Везувий.
— Я тоже когда-нибудь напишу роман, — сказал Эдвард, — и у меня будет вилла в Италии или, по крайней мере, у меня будет знакомый с виллой в Италии.
— Как ты, Эд? Получше?
— Не знаю еще. Я был в Сигарде.
— Прими мои соболезнования. Жаль Джесса.
— Да. А что с Мидж?
— Она в Куиттерне с Томасом. Похоже, она дала Гарри от ворот поворот.
— Знаешь, я никогда не понимал этой истории. Значит, мы все опять дома. И что ты собираешься делать?
— Я решил — буду школьным учителем.
— Только и всего?
— Но сначала нужно поступить в подготовительный колледж, у меня есть грант и…
— Вот как. Здорово. Ну, я пойду — почитаю, что там за письма.
Эдвард взбежал по лестнице в свою комнату, нашел письма в столе, сел на кровать и разложил их перед собой. Он надеялся увидеть почерк Брауни, но не нашел его и взял в руки неподписанную открытку от Илоны с видом Эйфелевой башни: «Скоро вернусь, надеюсь, увидимся. Твоя любящая сестра». Рядом лежали несколько конвертов с адресом, напечатанным на машинке, два письма от миссис Уилсден и еще одно. Почерк на конверте показался Эдварду смутно знакомым. Он вскрыл это письмо первым.
Мой дорогой Эдвард!
Я решила написать, как мы все восхищены тем, что ты сделал для Мидж. Она рассказала мне обо всем по телефону. Ты сделал именно то, что требовалось, ты был спокоен и мудр, ты дал ей «пространство для маневра», по ее словам, а это огромный дар для того, кто попал в столь тяжелую ситуацию! Она очень любит тебя, и ты был тем, единственным близким человеком, с кем она могла поговорить. |