В сырых и мрачных коридорах замка не горят лампы и целыми днями играют меж собой тени. От оленьих рогов, от оскаленной пасти волкодлака (так гласит семейная легенда), от распятой на стене шкуры медведя. Кое-где в тяжёлых позолоченных рамах висят портреты прежних хозяев. Хари у этих аристократов такие, будто они всю жизнь разбоем промышляли. А может, и промышляли… Пока топал в медблок, встретил двух наших подопечных. Сначала Нину: уходя из класса, она собрала со столов картонки с заданиями и теперь изучала их, усевшись на пол в закутке под окном.

— Сбежала? — усмехнулся я. — Вставай, пошли! Трудотерапия у вас по расписанию: в саду убираетесь.

Наши подопечные как собаки — им интонация важна. Лука с Паскалем этого не понимают, разве что Марсель, наш повар.

Нина засуетилась, начала складывать картонки, но так неуклюже, что те всё время выскальзывали из рук. От этого она нервничала, хваталась за гребень, чесала им голову, затем снова принималась собирать своё богатство. Вообще-то нам не рекомендуется помогать в таких ситуациях. Но мне легче наклониться и помочь, чем стоять столбом.

— Вот прикроют школу из-за дружка вашего Коленьки, — хмуро произнёс я, отдавая ей стопку картонок. — Что делать будете? По лесам разбежитесь?

Через сотню шагов мы столкнулись с уродливым великаном по кличке Цыпа. Комиссия была против его обучения, но Марковна настояла. «Чем страшнее набор, — сказала она, — тем эффектнее результат». Цыпа внушал окружающим прямо-таки звериный страх. Сам видел, как опасливо поглядывал на него Паскаль, вкатывая великану тройную дозу тормозина. Марсель сразу бросал все дела и убегал. Даже Лука трусливо сторонился гиганта.

Цыпа стоял напротив портрета и пристально смотрел на чувака, склеившего ласты триста лет назад. Над ними подрагивала люстра с двумя пустыми рожками под толстым слоем пыли. Со стороны казалось, она дрожит от страха. Внезапно гигант размахнулся и врезал аристократу с картины кулаком в лоб.

— Классовая ненависть? — поинтересовался я нейтральным тоном.

Услышав голос, Цыпа развернулся. Уставился на меня с таким видом, словно мысленно рисовал крестик, куда забить гвоздь, и мой лоб казался ему подходящим местом. Но тут выяснилось одно любопытное обстоятельство. Пройдя мимо, Нина легко потянула его за руку, а он послушно затопал вслед! Если бы я умел умиляться, непременно смахнул бы слезу. Но я только облегченно выдохнул и, проводив одноухих до выхода, направился к Паскалю.

В медблоке было тесно от герметичных шкафов ростом под потолок и столов с лабораторным оборудованием. Пока я протискивался в «центр управления», на меня зловеще шипели колбы с химической дрянью и скалились из прозрачных кубов залитые спиртом уродцы.

— Ну? — вместо приветствия произнёс я.

— Чего тебе? — доктор был слегка навеселе.

— Что скажешь насчёт всей этой каталепсии?

Паскаль непонимающе посмотрел на меня, потом хмыкнул и поправил:

— Катавасии, Джем. Ничего не скажу.

— Знаешь, док, мне тут пришла в голову одна мысль. Не забыл ли ты поставить укольчик нашему Коленьке? После чего коротышка и распустил руки.

— Не твоё дело, Джем. Я не лезу к тебе с советами, как за порядком следить, верно?

— Сегодня чуть человек не погиб!

— Человек бы не погиб, а заразился. Вероятнее всего.

Паскаль сказал это с таким равнодушием, что вывел меня из себя.

— Ты мне зубы не заговаривай! Думаешь, не догадываюсь, что тормозин от тебя налево идёт?

— Да пошёл ты, Джем!

— Ах, ты, гнида! — разозлившись, я ухватил его за шкирку и приподнял над полом.