…и вот это меня убивало.

— Проведи ритуал, Конрад, сейчас, — устало вздохнул Эммануил, — у нас есть время пока спят мои товарищи. Если ты откажешься, то я достану из свинцового ящика пилу с напылением из «подарочка», а затем отпилю Алисе ноги. Нам она, в отличие от тебя, не нужна целой и невредимой, а сколько у неё займет отращивание новых ног после такого…

Человека очень легко убить. Даже для такого слабого вампира как я большинство смертных представляют из себя просто мягкие мешки с кровью. Тут не нужно обладать силой Шегги, достаточно лишь быть чуток сильнее и иметь длинные острые когти, которые могут вскрыть это мясо в любой удобной тебе проекции. Не нужно иметь черный пояс по карате, не нужно тренироваться, не нужно целиться карандашом в глаз… два размашистых удара (причем второй — чисто для души) и вскрытый восемью глубокими разрезами фальшивый пастор опадает на пол грудой стремительно теряющего кровь мяса.

Это — секунда. Это импульс, отточенный веками. Стоит мне ему хоть немного поддаться, как все в этом здании умрут. Сидящий напротив меня человек это так хорошо знает, что мне даже не стали вешать такую же бомбу как у Тарасовой, скажем, на спину. Не имеет смысла.

Вместо этого я открыл восемнадцатую страницу.

— Учти, я знаю теорию тауматургии, и знаю хорошо, — мягко предупредил меня собеседник, — Если попробуешь шутить — то знаешь, что случится.

— Если я захочу пошутить, то ты не узнаешь, что случится, — также мягко проговорил я, стараясь выдать свою самую лучшую гнусную усмешку.

Заккери она не впечатлила.

— Подобный исход есть в плане, вампир, — вздохнул этот говнюк, — Поверь, он для тебя будет наихудшим.

Хуже всего было не то, что он, этот извращенец, любящий засаживать невинным девочкам под хвост, был прав, совсем нет. Худшее, что я слышал в голосе этого немолодого, страшно уставшего человека, было равнодушием. Он совсем не против был своей смерти, даже, может быть, за. Его ровный тон был наполнен не только уверенностью, что я буду выполнять их указания, но также и смирением с тем, что что-то может пойти не так. Вариант «А» не сработает, значит будет вариант «Б» и дальше по алфавиту. Провал? Ну, значит, провал.

Он слишком устал, чтобы надеяться.

Поэтому я принялся за ритуал. Он оказался несложным, хоть и чрезвычайно требовательным к начертанию. Совершенно незнакомую мне грамму нужно было начертить с точностью, недоступной человеку. Освещение, наточенные карандаши, ровные линейки, даже планшет для рисования — всё это оказалось здесь. Немного крови на обложку, короткий речитатив-воззвание-принятие, пара жестов, а затем книга, она же гримуар, она же лабораторный журнал некроманта, коротко вспыхивает ярким зеленым светом, выдав из себя слабенький фонтанчик туманчика такого же цвета. Туман быстрой змейкой залетает в мои ноздри, обжигая слизистую мертвящим холодком.

— Хорошо, — тут же сказал, встав с места и покачнувшись, фальшивый пастор, — Теперь, Конрад, я тебя оставлю на несколько часов, но перед этим, давай кое-что проясним…

Я напрягся, пытаясь хоть как-то просканировать этого человека, безучастно объясняющего мне, что делать так, как будто всё это давным-давно было им отрепетировано. Думал, что готов был ко всему, но…

— «Песнь Слёз», Конрад, — выбил всю почву мира из-под моих ног Заккери, — Мы читали эту балладу. Внимательно. Можешь считать, что именно твоё появление в Омниполисе и послужило стартом всей операции. Поэтому, пожалуйста, не предпринимай ничего, чтобы покинуть эту комнату. Даже я не знаю всех мер предосторожности, установленных здесь, так что любое твое движение, кроме лежания на кровати, несет в себе риск подрыва бомбы на твоей дочери. До встречи.

С его уходом я упал на кровать и пролежал так почти полчаса, молча, тихо и разглядывая потолок.