– "О второй паре"? Не «от второй пары»?

– О второй паре. Они были найдены в темном переулке. Ребята едва смогли позвать на помощь. Они были в полубессознательном состоянии. Оба не могли передвигаться и испытывали страшные мучения. У них раздроблены коленные чашечки. Подобный знак используется на Сицилии и в некоторых американских городах, чтобы показать, что кому‑то не понравилось, что за ними следят и что те, кто следил, некоторое время, если не навсегда, не смогут этим заниматься. Колени ребят не были прострелены, нет, здесь использовались железные прутья. Сейчас обоих пострадавших оперируют. Они не смогут ходить еще много месяцев и уже никогда не смогут ходить нормально. Очень мило, не так ли, сэр? Это что‑то новенькое в нашем городе. Надо полагать, что на нас надвигается американская культура.

– Покалечены? – спросила Аннемари едва слышным шепотом. – Калеки на всю жизнь? Как же ты можешь шутить?

– Извини! – Ван Эффен увидел, что она побледнела, и пододвинул к ней рюмку.

– Выпей! Я тоже выпью. Разве я шучу? Уверяю тебя, что я в жизни не был так далек от смеха. К тому же это вовсе не американская практика, сэр. Подобный обычай стал в последние два‑три года популярен в Северной Ирландии.

– Следовательно, двух других преследователей просто сбили со следа, и ничего случайного в этом не было. – Де Грааф отпил немного бордо.

Казалось, что жуткая новость не слишком его расстроила, потому что он звучно почмокал губами, оценивая вкус вина.

– Прекрасно! Как видно, наши друзья люди опытные. Умеют действовать, умеют и ускользать. А потом залягут на дно. Да. Ну, не все потеряно.

Девушка почувствовала, как по ее телу прокатилась дрожь.

– Я знаю, что это глупо с моей стороны, но, боюсь, буду не в состоянии ничего съесть.

– Может быть, завтра кроты покинут свои норки, – сказал ван Эффен. – Я все еще надеюсь, что они сдержат свое обещание и свяжутся со мной.

Аннемари смотрела на него невидящим взглядом.

– Ты, должно быть, сошел с ума! – Казалось, девушка искренне удивлена. – Твои новые друзья тебя также обработают, а то и убьют, либо вообще не придут. Изувечив этих двух ребят, негодяи могли проверить, кто они, и узнать, что те были полицейскими. У пострадавших могло оказаться что‑либо, указывающее на их принадлежность к полиции, даже оружие. У них было оружие?

Ван Эффен кивнул.

– В таком случае преступники знают, что ты полицейский, потому что за ними следили от самого «Охотничьего рога». Тебе что, хочется покончить жизнь самоубийством?

Девушка дотронулась до запястья де Граафа.

– Вы не должны ему этого разрешать, сэр. Его же убьют!

– Ваша забота делает вам честь, – раздался голос ван Эффена.

Казалось, ее мольба его нисколько не тронула.

– Но нет никаких оснований для беспокойства. Эти негодяи не могут знать, что именно я устроил за ними слежку. Они могли заметить наших ребят не сразу после того, как покинули «Охотничий рог», и вовсе не связывать слежку со мной. Это первое. А второе – хотя полковник и является другом твоего отца, это еще не дает право дочери твоего отца давать советы полковнику. Ты только начала работать. И уже пытаешься давать советы шефу полиции. Если бы это не было так самонадеянно, это было бы смешно!

Девушка посмотрела на него. В глазах ее была такая боль, словно ее ударили. Она опустила глаза к скатерти.