— Вязать — это правильно, — просветлев лицом, недобро ухмыльнулся Горохов. — Вязать — это очень даже хорошо. Только это не они, это мы их повяжем! А ну, загони-ка машину за елку пораскидистее, и пойдем поищем наших клиентов, заклятых врагов зеленых насаждений!

Спрятав свой «жигуль», милиционеры-гринписовцы тихо двинулись в обход плантации, для пущей таинственности поминутно присаживаясь за сосенками и оглядывая окрестности из-под мохнатых зеленых лап. При этом старлей Горохов, продолжающий мечтать о превращении своего позорища в достохвальный подвиг, был менее внимателен, чем его не обремененный фантазиями товарищ, и подозрительный звук первым расслышал именно младший по званию.

— Слышь? Кажись, они! — прошептал сержант с недоброй радостью карателя, напавшего на свежий партизанский след.

Старший лейтенант сторожко прислушался и торжествующе пробормотал:

— В лесу раздавался топор дровосека!

Стихотворный текст незначительно расходился с прозой жизни: звук, который уловило чуткое милицейское ухо, соответствовал не рубке, а пилке.

— Там! — приблизительно определившись с источником шума, Петров и Горохов разделились, чтобы взять противника в тиски.

И едва не припозднились с захватом: объект неожиданно сам выскочил из-под деревца навстречу старлею!

— Стоять! Милиция! — крикнул Горохов, приседая и растопыривая руки, чтобы не упустить резвую гражданку в нетипичном для вредителя леса наряде: модных джинсиках и кожаной курточке с рюшками.

— Милиция, миленькая! — опять же нехарактерно обрадовалась вредительница.

В следующую секунду она повисла на шее у старшего лейтенанта, как медаль на ленточке.

— Стоять! — задергался Горохов, спешно стряхивая с себя неожиданную «награду».

Вредительница держалась на форменной милицейской куртке цепко, как плющ на дереве, но, в отличие от безобидного растения, порывалась дополнить несанкционированное объятие поцелуями.

— Вот нахалка! — с плохо скрытой завистью возмутился сержант Петров, незаслуженно обделенный преступными ласками. — Так и запишем: при задержании сопротивления не оказала, но пыталась дать взятку натурой лицу, находящемуся при исполнении!

— Чего? — удивленно переспросила нахалка, отказываясь от намерения покрыть признательными поцелуями исполнительное милицейское лицо. — При каком задержании?

— Документики ваши предъявите! — утерев физиономию, злорадно сказал старлей Горохов.

— А орудие преступления вот сюда попрошу! — сержант Петров выдернул из кармана полиэтиленовый пакетик из-под благополучно съеденных пирожков.

Вытряхнув из него крошки, он ухватил нахалку за запястье и в имитации рукопожатия ловко вытряхнул из стиснутого кулачка миниатюрный клинок.

— Вы спятили?! — оскорбилась нахалка.

— Так и запишем: при задержании оскорбляла лицо, находящееся при исполнении! — с удовольствием отметил сержант.

— Какого преступления?!

— Да ладно вам! К чему запираться? — махнул рукой старлей, настроение которого улучшалось с каждой минутой. — «Какое преступление»! А такое: незаконная заготовка новогодних елей!

— В количестве ста штук! — услужливо подсказал сержант Петров. — Или не ста? Признавайтесь по-хорошему, сколько деревьев срубили?

— Чем бы я их рубила?! — удивилась нахалка. — У меня и топора нет, одна пилочка!

— Сколько деревьев спилили? — учел поправку сержант.

— Это дамская маникюрная пилочка!!! — завопила гражданка, топая ногами.