|
Они что, издеваются? Я только день как помолвлена! Дайте дух перевести! Я удираю в сад и прогуливаюсь там, потягивая кофе. Снег начинает подтаивать, на газоне и на розовых кустах уже кое-где проглядывает зелень. Шагая по усыпанной гравием дорожке, я ловлю себя на мысли, что это прекрасно: вновь оказаться в английском саду, пусть даже и в холодину. На Манхэттене таких садов не найти. Конечно, там есть Центральный парк, и причудливый маленький сквер, усаженный цветами, имеется. Но настоящих английских садов с газонами, деревьями и клумбами — нет. Я дохожу до увитой розами беседки и оглядываюсь на дом, прикидывая, как будет смотреться шатер на лужайке, — и до меня долетает шум перепалки в соседнем саду. Решив было, что это Мартин, я уже собираюсь высунуться из-за ограды и сказать «Привет», как по заснеженному саду разносится четкий женский голос: — Да она ледышка! Черт! Люси. И похоже, в бешенстве. Ей в ответ невнятное бормотание — Том, больше некому. — А ты такой специалист хренов, да? Снова бубнеж. — Ладно, отвянь. Я потихоньку пробираюсь к изгороди. Если б только услышать весь разговор целиком… — Ну конечно, если бы мы жили полной жизнью, если б ты хоть раз в сто лет что-нибудь устраивал, может, мы и не буксовали бы на одном месте, мать твою! Ого — не иначе как Люси специально подстрекает его. И вот уже Том повышает голос, защищаясь: — Мы выезжали… Ты только и знаешь, что жаловаться… Сама бы хоть раз постаралась… Крак! Дерьмо. Вот дерьмо! На ветку наступила. Первый мой порыв — дать деру. Но уже поздно — две головы возникают над оградой: густо-розовое, расстроенное лицо Тома и напряженная от злости физиономия Люси. — О, привет! — восклицаю я как можно беззаботнее и тоже повисаю над изгородью. — Как у вас дела? А я тут… прогуливаюсь… И вот, обронила… платок… — Платок? — Люси подозрительно оглядывает землю. — Что-то я не вижу никакого платка. — Ну… да… гм. Так как… супружеская жизнь? — Чудно, — цедит Люси. — Кстати, мои поздравления. — Спасибо. Во время неловкой паузы я окидываю взглядом наряд Люси: черный верх (воротник поло, скорее всего, «Маркс и Спенсер»), брюки (похоже, «Эрл Джине» — надо признать, круто) и сапоги (высокие, отороченные кружевами, явно «Расселл и Бромли»). Это моя привычка — разглядывать на людях шмотки и мысленно расписывать, что и откуда, как на страничках моды в журналах. Я-то думала, что единственная этим занимаюсь. Но потом переехала в Нью-Йорк — а там, оказывается, все так поступают. Национальный вид спорта, честное слово. Когда встречаешь кого-нибудь в первый раз, будь то богатая дама из общества или швейцар, тебя с ног до головы окидывают быстрым — в три секунды — оценивающим взглядом. Ты видишь, как с точностью до доллара подсчитывают стоимость твоей одежды, прежде чем тебе скажут «здравствуйте». Я называю эту процедуру «обзор по-манхэттенски». — Как тебе Нью-Йорк? — Грандиозно! Здорово, правда… И работу свою я люблю… Жить там — это что-то потрясающее! — А я вот так в Нью-Йорке и не побывал, — с завистью произносит Том. — Хотелось махнуть туда на медовый месяц. — Том, не начинай опять, ладно? — рычит Люси. — Может, как-нибудь нанесу вам визит, — говорит Том. |
