Когда огонь лагерного костра превратился в яркую крохотную точку, Дрю остановился, обнял Габриэль и крепко прижал к себе. Она обвила руками его шею с такой силой, словно желала завладеть им навсегда.

Навсегда! Этого слова Дрю панически боялся всю свою жизнь. Он не говорил его никому и никогда. Но, подчиняясь яростному зову чистой, первобытной страсти, овладевшей ими, он отбросил прочь все сомнения. Сейчас, в эту минуту они принадлежали друг другу — и пусть все катится к черту!

— Ты был прав, — прошептала Габриэль, — мне давно следовало пойти к Керби…

Но Дрю не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Они прильнули друг к другу, захваченные новым, особым ощущением близости, возникшей из взаимного доверия и неудержимой страсти. Пальцы девушки запутались в его волосах. Каждое ее прикосновение было пронизано любовью и нежностью… той удивительной нежностью, которую он узнал лишь с появлением Габриэль в его жизни.

И эта нежность потрясла его, ошеломила, вызвав бурю чувств в его душе, распаляя плотское желание. Дрю до боли жаждал эту женщину — и сам удивлялся силе своей страсти. Ему хотелось разом обнять ее всю, слиться с ней воедино. Его руки скользили по ее телу, поцелуи становились все жарче и настойчивей. Дрю больше не мог, да и не хотел сдерживать свои желания.

Он коснулся губами ее шеи и почувствовал, как бешено колотится ее сердце. Дрю смутно сознавал, что она расстегивает его рубашку, что его пальцы, ставшие вдруг удивительно неловкими, лихорадочно борются с ее неподатливой одеждой.

А потом Дрю внезапно ощутил ее тело — нагое, гибкое, желанное. Тогда он бросил на землю свою рубашку, и вместе они, не размыкая объятий, опустились на колени. Губами он отыскал ее грудь, коснулся языком отвердевшего соска — и с восторгом услышал стон наслаждения, вырвавшийся из ее горла.

Его тело немедленно откликнулось на этот призыв, на ее жажду ласки взрывом яростного желания. Они упали на траву, их тела переплелись, их уста вновь слились в страстном поцелуе. Примитивная сила, подобная бушующему океану, яростно бьющемуся о прибрежные скалы, связала их воедино. Дрю сжигало пламя желания и — да поможет ему бог, теперь он ясно чувствовал это — пламя любви! Дрю взмолился, чтобы бог оставил ему хоть частицу разума, но он был не в силах противостоять неумолимой силе потока, захватившего их обоих. Габриэль часто и глубоко дышала, она не могла произнести ни слова, но ее лицо сказало все, что ему необходимо было знать.

— Дрю, — выдохнула она. — Эндрю Камерон…

И больше ничего не смогла сказать.

— Ты уверена, что хочешь этого, милая?

— Да, — Габриэль кивнула, — очень.

Но он, все еще колеблясь, сказал:

— Я постараюсь не наградить тебя ребенком. — И вдруг увидел боль в ее взгляде и почувствовал, как она сжалась, оцепенела.

— Я же не пытаюсь тебя поймать, правда… — дрогнувшим голосом прошептала Габриэль.

— Да я же о тебе забочусь, милая.

Габриэль ничего не ответила, только ласково погладила его по щеке. Всей кожей Дрю ощутил, как под его тяжестью снова затрепетало восхитительное женское тело.

И он отдался своему нестерпимому, неудержимому желанию. Тела их сплелись в упоительном танце, с каждым движением убыстряя его ритм. Затем Дрю услышал ее краткий сладостный стон и едва успел отпрянуть — всего за миг до того, как излить в нее свое семя.

Он перекатился на спину, тяжело дыша и сжимая руку Габриэль.

Боже, как мучительно было сдерживаться! Дрю ощущал свое отступление почти как предательство.