|
– И, подумав, добавил: – Дурак.
– Сам дурак! – взвился вздорный.
– Оба хороши, балбесы, – заявил Колька, выходя из укрытия.
– Тьфу ты, дьявол! – вздрогнул Анчутка, но ноши своей не бросил. А может, пальцы затекли, не послушались.
Раздражение его было понятно – ноша была пусть и не тяжела, но руки оттягивала. А тут еще населению приспичило поголовно проветриваться перед сном, и потому приходилось то и дело сигать в кусты, а это и налегке – дело нелегкое.
– Напугал дитятю. – Пельмень осторожно опустил свой край на землю и протянул руку: – Чего тут? Оль, как дела?
Однако Оля не была настроена вести отвлеченные беседы и потому прямо спросила:
– Что вы опять творите?
– Ничего, – неубедительно соврал Яшка, поймав быстрый взгляд друга.
– Как же – «ничего». Ящик к чему тут? – продолжала она допрос.
– Это так. Не наш. Надо, – невнятно, но внушительно ответил Пельмень. – Сами-то, между прочим, откуда идете?
– Купались. Домой двигаем.
– Тогда мы с вами, за компанию, – немедленно заявил Андрюха.
– К нам домой? – съязвила Оля, а Колька задушевно посоветовал:
– Сначала скажите, что в ящике, а то кто вас знает. Горазды вы влипать во всякое.
– Не динамит, – заверил Пельмень, а Яшка-плут сокрушенно ручками развел:
– Не можем сказать, чес-слово, но переживать нечего. Ничего опасного для обчества.
Ольга смягчилась:
– Коль, что ты вредничаешь. Пойдемте вместе, все веселее. А между прочим, что вы там…
Яшка немедленно перевел разговор на картину, которую в последний раз крутили в «Родине». Выяснилось, что ему, Яшке, она не очень пришлась по душе. Ольга тотчас принялась за разъяснительную работу. В жаре дискуссии Анчутка как бы невзначай отделался и от друга Андрюхи, и от ящика, который нести ему, лентяю по жизни, порядком надоело. Вести заумные беседы и получалось лучше, и было не в пример приятнее.
Колька, воспользовавшись ситуацией, поднял Яшкин край тары:
– Давай помогу, что ли?
Пельмень противиться не стал, так они и пошли: Яшка с Ольгой впереди, Колька с Андрюхой и ящиком – поодаль.
– Как вообще жизнь-то? – спросил как бы между прочим Пожарский, разглядев на Яшке новые кирзачи.
Пельмень степенно сообщил, что все лады, пока тепло, всегда хорошо.
– Чем промышляете?
– Да металлолом собираем. Разный, – то ли соврал, то ли правду сказал – не поймешь.
– А-а, – протянул Колька, – а на кладбище что делали? Кресты пилили, анчихристы?
Пельмень снова сплюнул:
– Да там и собирали. Разное. Ночевали там с месяц, в развалинах, в подвале. Потом свела жисть с одним чудиком, платит за вещицы всякие – подсвечники, подстаканники.
– И ящики.
– Что ящики?
– За ящики тоже платит?
– А то как же, – без тени смущения подтвердил Андрюха, – за него рупь с десяток срубить можно.
Колька решил не расспрашивать, за что это там можно срубить, – все равно или не скажет, или соврет. Ему достаточно того, что ящик пусть и здоровенный, но не особо тяжелый, стало быть, есть призрак надежды, что там не бомбы. Хотя от этих двух всего можно ожидать, вдруг у них там деревянные какие мины?
Они вместе прошли до окраины, где начинались дома.
Тут Андрюха свистнул другу:
– Эй, киношник! Не рановато задембелевал? Греби сюда. |