Умбрейт не имел за собой ни государства, ни руководящего треста. Он был собственником в том смысле, что на свой собственный страх и риск приглашал туристические группы из Германии, сам устраивал их в палатки возле аэропорта, сам возил их на норвежских туристических судах, сам тащил их в горы. Не удивительно поэтому, что при знакомстве с Умбрейтом вы бы никогда не подумали, что он руководит фирмой и является автором нескольких книг. Внешне, в сандалиях на босу ногу, всегда в одежде походного характера, худощавый, энергичный, он напоминает скорее туриста многодневника, чем руководителя группы, не говоря уже о компании. Но это, глядя со стороны. На самом же деле, более вдумчивого, более педантичного человека трудно найти. Все его предложения, которые он выдавал мне письменно после совместных долгих обсуждений, укладывались как минимум на двадцати-тридцати страницах с детальными расчётами и подробными пояснениями. Он создал две фирмы, и, не имея своего морского транспорта, своих вертолётов или самолётов, ему удаётся получать доход существенно выше того, что имеем мы в российских посёлках.

Машину Андреаса, коробку непонятной формы на колёсах, знают в Лонгиербюене все, но больше других её любят русские. Прибываем ли мы в норвежский посёлок морем на буксире, или прилетаем вертолётом в аэропорт, я звоню Умбрейту, и его машина появляется как скорая помощь, так как у треста «Арктикуголь» своего транспорта здесь нет. Меж тем как очень часто приходится перевозить людей и грузы из морского порта к вертолётам, из центра посёлка в порт и так далее. Однажды, когда в нашей шахте произошла трагедия, и самолёт МЧС привёз из России срочный груз — инертную пыль, отсутствие которой в нужном количестве и было одной их причин взрыва и гибели людей, Умбрейт ночью в сильнейшую октябрьскую пургу привёз меня в аэропорт и дежурил там со своей машиной, помогая мне организовывать разгрузку самолёта, а потом погрузку на него людей. После этой ночи мне чудом удалось избежать простуды, а Умбрейт неделю пролежал с ангиной. И никаких денег, ни за какую помощь он с нас никогда не просил, да и не взял бы, понимая нашу бедность.

У этого немецкого человека я всегда ощущаю необъяснимую тягу к русским. Он многое знает из нашей жизни, многое понимает, но одного никак не хочет понять — почему не удаётся сдвинуть наше бюрократическое мышление. Задолго до закрытия посёлка Пирамида Умбрейт полюбил этот уникальный в природном отношении район и каждый летний сезон привозил группы туристов, поселяя их в нашу гостиницу на несколько дней. Это было большим делом, так как норвежские туристические компании возили свои группы только на двух-трёх часовые экскурсии, что было выгодно им и лишь в какой-то степени российскому туризму. Умбрейт прекрасно понимал, что заполненность гостиницы — главный двигатель туризма и помогал нам, говоря: «Туристы хотят видеть жизнь россиян. Во время экскурсий это сделать невозможно. Поэтому им нужно оставаться на несколько дней в гостинице, чтобы иметь возможность самим ходить по посёлку и говорить с жителями. А норвежские фирмы в этом не заинтересованы, поэтому отговаривают туристов от проживания в российских гостиницах».

Узнав о том, что на Пирамиде больше не будут добывать уголь, Умбрейт предложил сдать в аренду его фирме несколько домов посёлка с тем, чтобы он сам привёл их в надлежащий порядок и организовал бы туристические потоки, выплачивая тресту определённый процент от дохода. Руководство треста от казалось от предложения. Умбрейт провёл детальное обследование покинутого посёлка и вновь обратился с письмом в трест, доказывая, что без присутствия людей, без активной деятельности по охране зданий от разрушений, очень скоро посёлок погибнет от морозов, наводнений и селевых потоков, как это уже произошло с посёлком Грумант. Немецкий гражданин предлагал создать совместную туристическую фирму для сохранения российского присутствия на Пирамиде, убеждая в том, что в соответствии с новым норвежским законодательством по охране окружающей среды на Шпицбергене покинутый россиянами участок норвежцы могут отобрать, а тогда у России останется лишь посёлок Баренцбург, жизнь которого постепенно затухает.