– Хорошие новости и вправду собираются вместе: материал уже в пути, прибудет месяца через два. Операция вступает в завершающую стадию. Пора придумывать новый код. У вас есть предложения?

– Мацумото‑сан, имеете ли вы что‑нибудь против слова «Сакура»?

– Трудно было бы придумать лучше… Но разрешите задать личный вопрос?

– Мне будет приятно ответить на него…

– Вы молоды, вы – преуспевающий политик почему же вы помогаете нам? Вы не можете не отдавать себе отчета, что в случае неудачи предприятия вам придется пожертвовать не только именем, но и головой? Себя я еще могу понять: я не могу забыть как «Ямато» гордо плавал под Императорским флагом и не было под небом корабля, готового помериться с ним силами. Но чего не можете забыть вы?

– Мои родители были Девятого Августа в Нагасаки…

– Извините меня, что заставил потревожить память ваших почтенных предков… Итак; какие средства потребуются вам для завершения «Сакуры»?

– Полтора миллиона иен…

– Вы получите их.

1963, Гонконг, конец апреля

Монастырь стоял на отшибе. Местами рухнувшая стена окружала двор, заросший полынью и дикой мятой. Даже пустых жестянок – постоянных спутников цивилизации и ее послов‑туристов – не было видно. Зато в лучах заходящего солнца можно было заметить матовый блеск автоматных стволов, укрытых в зарослях. И те, кто держал их в руках, отлично видели единственную ведущую к монастырю дорогу.

По двое, по трое, по ней тянулся странный народ – китайцы, малайцы; видели даже корейца. Одним из последних на инвалидном кресле проехал старик‑японец. Кресло толкали в гору двое амбалов неопределенной национальности. И когда последний луч солнца скрылся за невысокой горной грядой, в монастыре вспыхнул свет – наверно, впервые за долгие века.

Переносные лампы – те, которыми пользуются на киносъемках, – осветили внутренность монастыря; тут был лишь каменный алтарь с рядами простых деревянных скамей вокруг него, все – под слоем вековой пыли. Но сейчас на скамейках уже рассаживались давешние странные паломники. Человек в инвалидном кресле расположился в первом ряду. Его охранники сели на пол прямо за ним.

Наконец, открылась небольшая дверь позади алтаря. Из нее появился невысокий, уже лысеющий человек во френче; если бы ткань его одеяния не выглядела явно дорогой, можно было бы предположить, что оно изготовлено за «бамбуковым занавесом».

– Итак, господа, – вошедший начал говорить сразу, без паузы, даже не закончив шага, – преодолев многие трудности, мы все же собрались вместе.

В зале послышался шепот, один из малайцев уже открыто демонстрировал неодобрение.

– Успокойтесь, Суан, здесь вполне безопасно. Мои люди охраняют дорогу. Неужели вам не достаточно моего слова? Клятвы, произнесенной перед руководителями всех тайных обществ?

– Продолжайте, Вонг, – разжал губы сидевший в коляске японец.

Говоривший не подал виду, что удивлен тем, что кто‑то из присутствовавших знает это имя, неиспользуемое уже много лет.

– Я рискну сказать – хотя многие сейчас станут отрицать мои слова, – что все мы собрались здесь потому, что чувствуем назревающие перемены. Мир не таков, каким он был десять лет назад и действовать по‑старому мы уже не можем.