Изменить размер шрифта - +
Далее шел прогноз погоды. Предупредили и о приближающемся урагане, который двигался с

севера и должен был достичь Олбани около восьми вечера. Это означало, что ночь будет беспокойная. Но мне было все равно. Ураганом меня не

удивишь, хотя ближайшая живая душа, насколько известно, находилась от меня милях в десяти, если ехать отсюда по довольно разбитой проселочной

дороге в направлении к Лейк Джордж. Сама мысль о том, что скоро станут гнуться сосны, загремит гром и засверкают молнии, сразу заставила меня

почувствовать уют и тепло четырех стен, под защитой которых можно переждать грозу.
И я была одна! Совсем одна! «Одиночество – любовник, уединенье – сладкий грех». Где я это вычитала? Кто это написал? Это так точно совпадало с

тем, что я всегда чувствовала в детстве, явствовала до тех пор, пока не заставила себя «отправиться в плавание», «слиться с толпой» – шикарной

толпой гостей на балу. Но из этой «компанейской ситуации» вышло черт те что! Я постаралась выбросить из головы воспоминания о неудачах. Вовсе не

обязательно жить в толпе. Художники, писатели, музыканты – люди одинокие. Равно как и государственные деятели, а также адмиралы и генералы.

Однако, добавила при этом я, дабы быть справедливой, – это следует отнести и к преступникам, и к сумасшедшим. Иначе говоря, следует признаться

(что ж теперь поделаешь) – сильные личности всегда одиноки. Это, впрочем, не достоинство – как раз наоборот, человек должен участвовать в жизни

общества, если хочет быть полезным. То что я счастлива в одиночестве, свидетельствовало о моей ущербности и неврастеничности. Я повторяла себе

это столько раз за последние пять лет, что в тот вечер лишь пожала плечами и, решив не расставаться со своим одиночеством, пересекла холл и

вышла из дома, чтобы полюбоваться последними сумерками.
Ненавижу сосны. Они темные. Стоят неподвижно и под ними нельзя укрыться, нечего пытаться и взобраться на них. Они очень грязные, покрыты какой

то совсем не древесной черной грязью. И если испачкаться в ней, да еще если она смешана со смолой, то представляете, какой ужас? Я нахожу

зазубренные очертания сосен враждебными. Они стоят так плотно друг к другу, что создается впечатление, будто целый лес копий преграждает путь.

Единственное, что есть в них хорошего – запах, и когда у меня есть хвойная эссенция для ванн, я с удовольствием ею пользуюсь. Здесь в Адирондаке

бесконечные ряды сосен вызывают у меня приступы тошноты. Они покрывают каждый квадратный ярд земли в долинах и карабкаются на вершину горы.

Впечатление такое, что колючий ковер расстилается до самого горизонта – бесконечная панорама довольно таки глупо выглядящих зеленых пирамид,

ждущих, чтобы их вырубили на спички, вешалки для одежды и экземпляры «Нью Йорк таймс».
Акров пять этих дурацких деревьев были вырублены, чтобы построить мотель, и это место действительно для него подходящее. Теперь слово «мотель»

стараются не употреблять. Принято говорить, например, – «постоялый двор» или «загородные нумера» – это потому, что мотели стали ассоциироваться

с проституцией, гангстерами и убийствами, так как для этих занятий их анонимность и отсутствие контроля создают определенные удобства. А место

это, с точки зрения туризма, было очень хорошее. По лесу петляла проселочная дорога, идти по которой даже приятней, чем по той, что соединяет

Лейк Джордж и Глен Фолз на юге. На середине пути – небольшое озеро, удачно названное сонным, традиционное место для пикников. Мотель

располагался на южном берегу озера.
Быстрый переход