– Вы постойте тут, а я сейчас приду. Присаживаетесь.

Он сел в кресло, все еще придерживая набухший кровью платок. Бонни подошла к нему, бросила кусок дерева под ноги и убежала внутрь дома. Ну и ну! Последнюю сцену в тайниковом действе собака придумала поставить у себя дома. Он не заставил себя долго ждать, нагнулся и положил контейнер в карман. Ни от одного оперативного мероприятия никогда он не испытывал еще такого огромного морального удовлетворения, как сейчас.

– Давайте вашу руку сюда.

Мария принесла медикаменты, стала промывать рану, дезинфицировать ее, а потом наложила бинт.

– Вот все. Вы не беспокойтесь, Бонни – здоровая собачка, и никаких последствий от ее укуса не будет.

– Спасибо. Раньше мне как то не приходилось иметь дело с собаками, а вот сегодня получил хороший урок.

– Вы имеете в виду укус?

– И это тоже. – Он загадочно улыбнулся, похлопывая здоровой рукой по карману. Контейнер был на месте и буквально согревал его сердце.

– Не хотите ли кофе? – предложила Мария. – Я сейчас.

Она опять ушла, а на веранду вышла преклонных лет женщина в черном. Фрам поднялся при ее виде и назвал себя.

– Марта Полякофф, – назвала она себя. – Мама Марии. Вы давно знаете ее? – Женщина пытливо и внимательно заглянула ему снизу вверх в лицо.

– О нет, мы случайно познакомились в парке, ваша собачка укусила меня, и я…

– Бонни чрезвычайно умная собака. Обычно она лает на незнакомцев, а вас она признала за своего, – сказала госпожа Полякова, не обращая внимания на его объяснение. – Вы, как я вижу, иностранец?

– Да, я из… Канады.

– И давно вы здесь?

– Нет, меньше года.

– А мой покойный муж был тоже иностранцем.

– Мне Мария говорила…

– Он умер несколько лет тому назад. Врачи сказали, что он мог бы жить дольше, если бы не слабое сердце.

– Я очень сожалею…

– Он был русский военнопленный, сидел в концлагере на севере Норвегии. Они работали там в каменоломнях, их там били, унижали, расстреливали, а главное – держали впроголодь, вот он и надорвал там свое сердце.

Госпожа Полякова стояла к нему вполоборота и, казалось, разговаривала не с ним, а с кем то другим, стоявшим у окна. Фрам тоже не садился, пока она не сказала ему об этом.

– Он бежал с несколькими товарищами из лагеря. Им удалось перейти норвежско шведскую границу, они долго блуждали в горах, и все, кроме будущего мужа, погибли от голода, а его случайно подобрал охотник, мой папа. Мы тогда жили в Норрботтене, это уж после войны мы с мужем перебрались в Стокгольм. Я помню, как папа привез его полуживого на повозке в тот июньский вечер. – При этих словах морщинистое лицо женщины разгладилось и помолодело.

– А потом вы вышли за него замуж? – спросил Фрам.

– Да, вопреки уговорам матери и отца. Они считали, что брак с иностранцем, особенно с русским, не принесет мне счастья. Но я настояла на своем. Мы были очень счастливы.

– А он никогда не хотел вернуться домой?

– Конечно, хотел. Но когда узнал, что все его родные погибли во время войны и что Сталин мог посадить его опять в тюрьму, он прекратил все свои попытки репатриироваться на родину и умер как шведский подданный.