Джанет дотянулось до нее, затащила к себе и втолкнула в каюту кокпита.
— Она утащит нас с собой, парень! — закричал Мердок. — Готовься к заднему ходу! — Он помахал рукой и яростно крикнул — Быстрее, черт побери! Она уходит!
Началась последняя безумная суматоха, люди в панике прыгали через поручни. Бергер был последним, судовой журнал и личный дневник в клеенчатом пакете под мышкой. Герике дал полный ход назад, когда «Дойчланд» снова осела, и «Мораг» отпрыгнула.
Сестра Анджела скорчилась в уголке маленькой каюты. Она попыталась встать, глядя в лица толпившихся вокруг.
— Лотта? — спросила она, — где Лотта?
Ответа не было — и не могло быть. Она повернулась, крепко схватила Джанет за руку и сказала по-английски:
— Здесь нет Лотты и господина Рихтера. Они, наверное, еще на борту.
Джанет выбралась из каюты в кокпит. Рядом с Джего скрючился Рив, тут же стояли Герике и Мердок. Она подергала руку Джего:
— Кто-то еще остался на борту.
Казалось, что ему трудно выговорить слово:
— Невозможно.
Она протянула руку и дернула плащ Герике:
— Пауль, кто-то остался на борту.
Он пораженно глянул на нее. В то же мгновение «Дойчланд» начала соскальзывать с рифа.
Герике с мрачным лицом повернул штурвал, уводя «Мораг» от Вашингтона по большой кривой, готовый начать медленный и болезненный путь по гороподобным волнам к Фаде.
Эрих Бергер, капитан.
— Пожалуйста, больше не надо — прошептал он. — Все — значит все.
Он с болью похромал к столу. Больше всего ему нужен сон, но вначале надо сделать работу. Он взял ручку и открыл дневник. В дверь постучали и вошел Харри Джего, с трудов закрыв дверь на ветру. Лицо опухло, кожа порезана в дюжине мест. Казалось, что ему, как и Риву, трудно ходить.
— Вы не слишком хорошо выглядите, Харри.
Адмирал пододвинул к нему бутылку скотча:
— Наливайте сами.
Харри прошел в кухню и вернулся со стаканом. Заговорил он очень медленно:
— Я чувствую себя ходячим мертвецом.
— Понимаю, что вы имеете в виду. Как Джанет?
— Нерушима. Фада-хаус похож на полевой госпиталь, и она не присела с тех пор, как мы пришли.
— У нее была большая практика. Это долгая война — сказал адмирал. — Снаружи все еще гнусно?
— Нет, просто плохо. Я бы сказал, ветер от семи до восьми, немного стих. Наверное, к утру выдуется.
Он опустошил стакан и Рив налил снова:
— Я связался по радио с Мюрреем. Очевидно, там тоже хаос, но утром он сможет послать судно. Сказал, что попытается приплыть сам.
— Как со спасенными? Что будет с ними?
— Не знаю. Интернирование для монахинь, лагерь военнопленных для Бергера и его людей.
Настала долгая пауза, Джего глядел в свой стакан.
— Вам это не нравится, не так ли?
— Теперь это не имеет для меня никакого значения.
— Понимаю, что вы чувствуете. Весь этот дьявольский поход, и он им почти удался.
Скотч сейчас почти заглушил боль.
— А Герике? — спросил Джего.
— А что он? Война еще идет, Харри.
— Знаю — сказал Харри. — Но всегда есть уголки. Он вернется в камеру?
— Это не мое решение. Гражданская власть здесь — это Джин, вы знаете.
Джего одним глотком опустошил стакан.
— Ну, я думаю, мне надо вернуться и посмотреть, как там мои ребята. |