— Ты идешь одна?

— Нет, я иду с Джоссом. Он позвонил мне, когда ты работала в саду. А потом он хочет, чтобы я с ним поужинала.

— Ой, — слабо пискнула Молли и, чувствуя, что от нее ждут более пространных комментариев, сказала: — Как же ты туда доберешься?

— Спущусь пешком, а обратно, надеюсь, Джосс меня привезет.

— У тебя есть деньги?

— Пятьдесят пенсов. Хватит.

— Ну… — Молли была положена на обе лопатки. — Удачного тебе вечера.

— Думаю, так и будет. — Андреа сверкнула улыбкой, предназначавшейся нам обеим. — До свидания!

И дверь за ней закрылась.

— До свидания, — сказала Молли. Она бросила взгляд на меня. — Поразительно, — произнесла она.

Я не сводила глаз с чашки чая.

— Что же такого поразительного? — бесстрастно спросила я.

— Андреа и… Джосс. Нет, он всегда был с ней очень любезен, но… пригласить ее на свидание…

— Вас это не должно так удивлять. Она вполне привлекательна, когда вымоется и даст себе труд улыбнуться. Возможно, Джоссу она улыбается не переставая.

— Как вам кажется, это ничего, что я ее отпустила? Я хочу сказать, что на мне лежат определенные обязательства…

— Честно говоря, я не представляю, как можно было ее не пустить. А потом, ей семнадцать лет и она уже не ребенок. Она теперь способна сама о себе позаботиться…

— В этом-то и беда, — сказала Молли. — Как, впрочем, и всегда было с Андреа.

— Все будет хорошо.

Хорошим и не пахло, и я это знала, но не могла лишать иллюзий Молли. А кроме того, какая разница? Не мое это дело. Если Джосс решил проводить вечера в объятиях этой нимфетки — пусть. Они одного поля ягода и стоят друг друга. Туда им и дорога.

Мы допили чай, и Молли, обвязав талию чистеньким фартучком, занялась приготовлением ужина. Я убрала чашки с блюдцами и вымыла их. Когда я вытирала и убирала последнюю тарелку, в кухню вошел Петтифер, держа в руке ключ, такой огромный, что им впору было отпирать тюремный застенок.

— Я знал, что я его надежно припрятал. Он оказался в самом дальнем ящике командирского секретера.

— Что это, Петтифер? — спросила Молли.

— Ключ от мастерской, мадам.

— Господи, кому он мог понадобиться?

— Мне, — сказала я. — Гренвил позволил мне пойти туда, выбрать картину и увезти ее в Лондон.

— Деточка, милая, я вам не завидую. В мастерской, должно быть, ужасная грязь, дневной свет не проникал туда лет десять.

— Ничего, — сказала я. И взяла ключ, тяжелый, словно сделан он был из свинца.

— Вы сейчас хотите идти? Но уже темнеет.

— Там что, нет света?

— Нет, свет там, конечно, есть, но от этого не легче. Дождитесь утра.

Но мне хотелось пойти тотчас же.

— Ничего со мной не случится. Я надену куртку.

— В холле на столе фонарик. Прихватите и его тоже, тропинка в саду крутая и скользкая.

Итак, застегнув на все пуговицы свою кожаную куртку и вооруженная ключом и фонариком, выйдя из дома в сад, я пустилась в путь. С моря все еще дул очень яростный шквалистый ветер, обдававший фонтанами мелких холодных брызг, и я не без труда закрыла за собой дверь. Хмурый день быстро превратился в ранние сумерки, но света было достаточно, чтобы различать тропинку, шедшую под уклон, и я не зажигала фонарика до самой мастерской, где он мне понадобился, чтобы вставить ключ в замок.