Силы сопровождения разделились — «малютке» это было на руку.

Но немцы не успокаивались. Видимо, они прилепили электромагнитный буй, потому что рядом с лодкой стали рваться бомбы, и некоторые настолько близко, что было слышно, как осколки стучат по корпусу. Моргнул и потух свет, но потом зажегся.

Командир приказал дать малый ход. Однако немцы не отставали, взрывы раздавались слева и справа, а иногда выше корпуса лодки. Лодку временами раскачивало, как во время шторма на поверхности. Субмарина шла зигзагами, сбивая немцев с толку, но они продолжали идти почти рядом.

Командир обеспокоился — видимо, лодка оставляла за собой след. Хуже, если это соляра. Топливо легче воды, оно всплывает вверх, и маслянистое пятно на воде указывает местоположение лодки. Но бывает, что травят воздушные магистрали.

— Трюмным, проверить все магистрали, осмотреть манометры!

Вскоре дефект нашли. Травило воздух, оставляя на поверхности воды цепочку воздушных пузырьков, магистраль среднего давления. Перекрыли кран, заглушив магистраль, и лодка сумела оторваться от сторожевика.

Изрядно истощились батареи. Малым ходом, экономя энергию, ушли курсом ноль, на север, подальше от конвоя миль на десять, и всплыли для подзарядки.

Когда открыли люк прочного корпуса, все с наслаждением вдохнули свежего воздуха. Запустили дизель, и он стал протягивать свежий воздух через отсеки.

Теперь лодка шла надводным ходом. Радист доложил в штаб о потопленном транспорте и о том, что лодка возвращается в базу.

Трюмные устраняли те неисправности, которые можно было устранить своими силами. Торпедисты, свободные от вахты, отлеживались в гамаках — через два часа была их очередь стоять сигнальщиками на ходовом мостике.

Немного вздремнув, торпедисты надели сухую и теплую одежду. За четыре часа вахты северный промозглый ветер пробирал любую одежду, заставляя к концу дежурства мечтать о теплом отсеке лодки. Обычно на подводном ходу свободные от вахты матросы собирались в электромеханическом отсеке, где от ходового электродвигателя было тепло и можно было раздеться до тельняшек.

На надводном ходу собирались у дизеля. Здесь тоже было тепло, но очень шумно, невозможно было разговаривать.

На ходовом мостике были старпом и оба торпедиста. Дул небольшой ветер, моросил мелкий нудный дождь — еще не самая плохая погода из возможных.

Шли уже час надводным ходом, под дизелем.

Володя, испросив разрешение у старпома, по барбету, узкой площадке вокруг рубки, пробрался к пушке перед рубкой. Здесь не так задувало, а сектор его наблюдения был передний.

Внезапно Саша закричал:

— Вижу курсом ноль корабли!

— Срочное погружение!

Чертыхаясь, Володя обогнул рубку, опустился в рубочный люк и с ужасом увидел, как на его глазах закрылся люк прочного корпуса, отрезав его от центрального поста. Он несколько раз ударил кулаком о толстую сталь, но только костяшки пальцев отшиб — его стука никто не услышал. Сейчас бы ударить чем-нибудь металлическим, но под рукой ничего не было.

Зажурчала вода в цистернах.

От ужаса и отчаяния волосы на голове Володи зашевелились. Если лодка уйдет на глубину, его не спасет никакое судно. В ледяной воде можно продержаться десять, от силы двадцать минут, потом переохлаждение — и смерть. Здесь, рядом, его боевые товарищи, а он остается один. Неужели же они не видят, что его нет? От отчаяния он закричал, только разве услышат его за толстым железом?

Лодка стала погружаться. Вода достала до ботинок, потом — бурным потоком до колен.

Не медля ни секунды, Володя скинул теплый, обшитый брезентом бушлат, стянул с шеи ремешок тяжеленного морского бинокля.

На его глазах ушел в шахту перископ — Володя успел ударить по нему кулаком.