Как удалось узнать, МО туда действительно шел. Командир его сначала упирался, не хотел брать Владимира.
— Не пассажирское судно у меня.
— Я же к родным, отпуск после госпиталя дали, — слегка приврал Володя.
Командир смягчился:
— Ладно, поднимайся на корабль.
«Охотник» шел до Молотовска сутки и за это время вымотал качкой всю душу. То ли отвык Володя за три недели от качки, то ли кораблик всегда так болтало, но он спустился на пирс Молотовска зеленым от качки. А может, просто после болезни ослабел.
С трудом Володя нашел знакомую улицу и дом, постучал в дверь.
— Кто там? — раздался знакомый голос.
Володя помедлил с ответом. Вот ведь приперся нежданно-негаданно. А вдруг она не одна? Он ведь ей не законный муж — даже не любовник в полном смысле слова.
— Это я.
Катя распахнула дверь.
— Саша? — удивилась она. — Заходи.
Володя снял бушлат.
— Ты теперь в военном флоте? Помнится, ты плавал на «Софье Перовской»?
— Было. А теперь на подводной лодке, старший матрос. Ты одна?
— А кого ты ожидал увидеть?
— Извини.
— А кушать нечего, только чай.
Володя достал из тощего «сидора» две банки консервов — американской консервированной колбасы, упаковку яичного порошка, прозванного «яйцами Черчилля», и булку черного хлеба, выданных в госпитале сухим пайком. А главное — ему дали продовольственный аттестат на четырнадцать суток, на время отпуска.
— С голоду не помрем. Мне отпуск дали на две недели. Приютишь?
— Конечно, милый!
Володя ножом вскрыл банку колбасы, Катя развела водой яичный порошок, зажгла керосинку и вылила на сковороду болтушку. Получился довольно неплохой омлет. С колбасой и черным хлебом вполне съедобно и вкусно, а по полуголодным тыловым меркам — так почти царский стол. Не спеша выпили пустого, без сахара, чаю.
— Вспоминала я тебя, Саша, а тебя все нет и нет. Полгода ведь прошло.
— Я же не на курорте был, воевал.
— Понимаю. А ты вспоминал обо мне?
— Иногда. Некогда просто было, выматывались так, что до койки едва добирались. На войне не до женщин, в живых бы остаться.
— Досталось тебе… — Катя неожиданно погладила Володю по голове.
После бурных ласк оба сразу уснули — Володя был еще слаб, а Кате с утра надо было на работу.
Володя проспал до утра. Проснувшись, встал, умылся и оделся — надо было получить по продовольственному аттестату продукты. Денег у него на этот раз не было совсем.
Он снял с гвоздика запасной ключ, прихватил пустой «сидор» и отправился искать продовольственный пункт. Отстояв в очереди, он получил продукты сразу на все дни отпуска, набив ими полный «сидор» — кое-что пришлось даже по карманам распихивать. Конечно, выглядело все скромнее, чем на лодке, где давали фронтовые сто граммов, заменив ими положенный стакан вина, но прожить можно было. И больше до самого убытия он из квартиры не выходил. На улице уже морозновато, чего там нос и прочие части тела морозить? Пока Катя была на работе, он отсыпался, чтобы ночью отдать должное женскому телу. Только удивлялся — откуда у женщины бралось столько сил? Днем на работе, вечером еду готовит на убогой керосинке, а ночью… В общем, две недели пролетели, как один день.
Утром они обнялись на прощание. Катя уходила на работу, а Володя — в порт, искать попутную посудину.
В Мурманск из Молотовска и Архангельска корабли ходили часто, и Володя уговорил капитана сторожевого корабля взять его на борт, показав документы. Во время перехода он отсиживался в матросском кубрике. |