– Я ответил, что лучше бы тогда она стала календарем, а не книгою.

– А отчего же календарем? – спросила Анна.

– Тогда её каждый год можно было бы менять.

Императрица захохотала и вслед за ней стали смеяться придворные.

В зал вошел генерал Ушаков и низко поклонился государыне.

– Ваше императорское величество, мною, начальником вашей Тайной розыскных дел канцелярии, проведено следствие по делу князя Голицына Михаила из заграничных стран возвернувшегося.

Анна сразу переменилась в лице. От веселости на нем в единое мгновение и следа не осталось. Придворные также «стерли» усмешки с лиц.

– Где он? – голос императрицы задрожал от гнева.

– За деверьями сего зала дожидается высочайшего позволения войти.

– Пусть войдет! А ты пока докладывай, чего там выяснил по сему подданному моему.

– Позвать князя Голицына! – гаркнул Ушаков в сторону двери слугам, и снова стал говорить императрице. – Вышеназванный князь, матушка, учился в городах разных. И там, за границею женился на девке итальянской именем Лючия. И оную девку с собой в Россию приволок. И женился он, матушка, на католичке и по обряду католическому. И сам в заграницах вере отцов и дедов изменил и стал папистом.

– Ах, вот как! – вскричала Анна. – А меня в своих пасквилях поносил за приверженность мою к иностранцам, которые мой престол облепили. А у самого-то рыло в пуху! Он вере изменил!

Князь Михаил Голицын предстал перед императрицей. Было ему тогда уже более сорока лет, и был он росту высокого и стати имел гвардейские. Ко двору явился в простом костюме цвету серого без украшений. Это Анну еще более разозлило. Ибо усмотрела она в том новое небрежение воли её самодержавной.

– Так это ты, князь Михайла Голицын? – строго спросила императрица.

Князь поклонился.

– И ты меня поносными словами за границею облаял? Не люба я тебе, князь? Роду не такого знатного как ты?

– Ваше величество…

– Молчи! – оборвала его царица. – Знаю, что скажешь! Знаю! Сейчас дабы шкуру свою спасти лебезить станешь! Я вас Голицыных и Долгоруких хорошо изучила. Не о России пеклись вы потомки родов знатных! Только о себе думали. Россия для ваших услад и для вашей власти токмо создана? Так думаешь? В тайном совете и Долгорукие и Голицыны верховодили и что получилось? Кондиции богомерзкие! А когда я благодаря верным сынам отечества самодержавие приняла, то Дмитрий Голицын, коего я простила и сенатором сделала, рожу от меня и двора моего воротит. А ты памфлеты пишешь? Отца моего царя Ивана дураком вывел. А мать моя подстилка последняя, детей незнамо от кого рожавшая? Так?

Голицын слушал, опустив голову, и молчал.

– Так вот! Решила я службу для тебя при дворе сыскать. Послужишь своей государыне. В шутах послужишь!

– В шутах? – переспросил Голицын.

– Велика тебе честь? Ничего. Жалую тебя шутом моим с окладом в 300 рублей в год. Поболее чем у иных шутов будет. Но все же ты князь и Гедимнович по роду. Тебе и честь! И подарки кои шутовством заработаешь, все в твой карман пойдут! Завтра чтобы на службе был!

– Государыня…

– Мое слово сказано. Иди!

Голицын с места не тронулся.

– Лакоста! Князинька от милости моей ошалел. В шею его отсюдова гони! Гони!

Король самоедский бросился на князя и схватил его за шиворот. Тот стал сопротивляться и ударил Лакосту в лицо. Тот в сторону отлетел, но сразу на ноги вскочил и снова в драку кинулся. И они покатились по полу князь древнейшего на Руси рода и шут, без роду и племени.

Анну это рассмешило.